Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Ой ну что вы, как можно, – Бонита сложил руки драматическим жестом, взирая на Аманду с немым укором. – Как же я смогу без вас ждать Норда? Совсем один, покинутый и брошенный, да ещё и поздним вечером, когда зло обретает силу?.. Не-ет, меня совершенно недопустимо одного оставлять, я ведь нервный, как падла, малейший странный шорох – и инфаркт гарантирован…
– Да будет вам, – хихикая, махнула на него рукой Аманда. – Ладно, спасибо огромное вам за понимание, я побежала. Если что, чай и сладости – в нижней секции стеллажа, угощайтесь, чем пожелаете. И удачи вам на собеседовании… я правда очень хочу, чтобы вас приняли к нам.
Попрощавшись с Амандой, Бонита некоторое время с интересом читал обнаруженный на столике журнал «Spectrochimica Acta». За окнами стало совсем темно, будто чернила разлили; директор всё не возвращался. Дочитав статью про новый лиганд с романтической аббревиатурой pizda, Поль отложил журнал и решил пойти покурить на лестницу, а то в уютном полусвете бра-тюльпанов и под мягкий гул сплит-системы его неумолимо тянуло в сон.
За дверью приёмной уходил в две стороны длинный коридор с дверями без табличек. Бонита поглядел направо. Потом налево. Потом снова направо. И с ужасом понял, что совершенно не помнит, с какой стороны он сюда пришёл. Суматошное изучение порядком изжамканной карты ничего ему не дало, кроме растущего ощущения паники и желания покричать «Люди! Ау!». В конце концов, Поль велел себе не психовать, и решил идти направо. После чего, преодолев метров сто безликого, слабо освещённого коридора, вышел на гулкую мраморную лестницу. Кажется, на ту, по которой он поднимался в приёмную. Или не на ту?.. Затравленно крутя кучерявой головой и вздрагивая от эха собственных шагов, Бонита спустился на один этаж, после чего лестница закончилась как явление. Впереди замаячили заросли тропических цветочков и ещё один тускло освещённый, бесконечный коридор с полом в шахматную клетку. Поль задумчиво уставился на торчащий из горшка длинный кривой кактус, пытаясь воззвать к своему благоразумию и тихо и мирно вернуться обратно в приёмную. А притаившееся было кошачье любопытство толкало при этом Бониту под лопатки и шептало на ушко: «Сидя всю жизнь в безопасном уютном уголке, никогда ничего интересного не узнаешь!». Устав от личностных дилемм, Поль выбрал путь наименьшего сопротивления и пошёл на поводу у собственного любопытства: с суровым лицом он оторвал от карты клочок, скатал его в шарик и аккуратно положил посреди коридора. Чтобы потом, если что, найти обратную дорогу. Как в сказочке про Гензель и Гретель.
…Через полчаса карта закончилась, а Поль таки нашёл курилку, обозначенную в пространстве наличием железного ведра с песком и огнетушителя, и теперь неспешно смолил свою Davidoff, пытаясь выдохнуть красивое колечко. Пока что, правда, получались только какие-то аморфные фигуры вроде тех, что обводят мелом на асфальте, но торопиться Полю было совершенно некуда.
«Интересно, что изучают в волновом отделе, и какое там может произойти ЧП?» – размышлял Поль, глядя сквозь призрачные завитки дыма, неспешно колыхавшиеся в воздухе, куда-то вверх по лестнице – в сумрак, до которого не дотягивался свет галогеновых ламп. Мысли его медленно перетекли из Антинеля вначале на Озёра, а потом и в Избор, его родной городок. Там-то других ламп, кроме галогеновых, не было – их запрещали использовать, считали опасными и вредными. И только ведьмы и учёные из Гильдии Изгнанников… и он сам…
– Да, и я понимаю, что использовать можно всё, если знаешь, как, – вслух тихо сказал сам себе Бонита, стряхивая пепел с сигареты в баночку из-под эстонских шпрот. Сказал – и едва не слетел с подоконника, когда из сумрака ему вежливо ответили:
– Думаю, вас не удивит, что я разделяю эту точку зрения… – секунда, и в ореоле белого света проступили очертания худой фигуры. А ещё спустя несколько мгновений Бонита обнаружил на лестнице напротив себя мужчину, с ног до головы наряженного в чёрное: от остроносых сапожек и джинсов до строгой блузы. Траурная одежда оттеняла удивительное белое, как будто фарфоровое лицо, и яркие золотисто-рыжие волосы до плеч.
Поль от этого зрелища замер на месте, в нелепой позе на краю подоконника, наклонившись вперёд и держась рукой за трубу батареи. Бонита был так ошарашен, что не замечал ни жгущего ладонь горячего металла, ни тлеющей в пальцах сигареты. Перед его мысленным взором с шелестом пролетела кавалькада старых, похороненных в глубинах души воспоминаний – сейчас они ожили, обрели цвет, рванулись на волю, снесли плотину из десяти мирных, проведённых в Марчелле лет. Несколько голосов одновременно заговорили в памяти Поля, заставляя его сердце подло трепетать и рвать привычный ритм. Голос Слады, девочки с чужой душой: «Я уже давно не верю в случайности и совпадения». Голос Стефании, северной ведьмы, которую Бонита будет помнить и оплакивать вечно: «На закате второй эпохи каждая встреча – часть сложной паутины магических взаимосвязей», а ещё: «Раны нашего мира будут зашиты Иглой хаоса, что снег, и тьма, и пламя». Белая кожа, чёрный наряд, огненные волосы… неужели пророчество Тэй Танари всё ещё действует?! Нет, Поль, погоди, не пори горячку…
Элен погибла, она приняла страшную смерть. И уже много лет молчат связавшие их когда-то воедино узы, и уже много лет память не тревожит Поля – даже там, где горит галогеновый свет… Бонита точно знал: Ливали мертва. Их связь разорвалась в ту поистине жуткую ночь, когда на Поля, уже покинувшего Озёра и их клин, обрушилась вся боль, весь страх Элен.
Изматывающее, иссушающее, безумное страдание – и вслед за тем серая стылая пустота. Без мыслей, без чувств. Бонита мог только догадываться, что сталось с его бывшей возлюбленной – правды он не хотел. Но Ливали погибла, и вместе с её смертью, с исчезновением уз закрылась дверь в Некоузье и всю прошлую жизнь Поля. Намертво. Раз и навсегда.
Так откуда теперь эти мысли, словно пробирающий ознобом стылый сквозняк – вначале о Гильдии, а потом о пророчестве и Игле Хаоса?..
– …комендантский час, – услышал какой-то обрывок фразы Бонита. Вынырнув из омута памяти, он очнулся и с отчаянным криком отпустил трубу батареи. Обожжённая ладонь болела так, что на глаза невольно навернулись слёзы. Морок в чёрном таращился на смятенного Бониту одним антрацитовым глазом – второй закрывала длинная чёлка. В этом взгляде было некоторое абстрактное сочувствие и капля недоумения. Ни попыток предложить помощь, ни желания уйти незнакомец не проявлял – он просто молча стоял напротив, не шевелясь, и смотрел. Видимо, Поль производил впечатление маловменяемой личности – и причём настолько маловменяемой, что обитатель Антинеля решил не делать резких движений, чтобы хуже не стало. Полю сделалось так стыдно, что он едва не сбежал, но Бонита всё-таки нашёл в себе силы извиниться. Прижимая к губам обожжённые пальцы, он несколько невнятно простонал:
– Простите, ради Бога… Я, должно быть, напугал вас… я не хотел, так получилось… простите.
– Вы – напугали меня?.. – мужчина изумлённо моргнул и спустился ещё на пару ступенек вниз.
– Как мило. К вашему сведению, в Антинеле нет ничего и никого, что может меня, как вы тут выразились, напугать. Скорее, несколько наоборот. Так вы в курсе, что уже через десять минут начинается комендантский час?
– Нет, – истерзанно отозвался Поль. Он всё ещё был не в силах перестать вздрагивать и отнять от лица отчаянно болевшие руки. Но, по крайней мере, всё же смог отвести безумный взгляд от своего собеседника. Снег, и тьма, и пламя… откуда-то я знаю его голос, такой бархатистый, но как будто чуть придушенный, с едва заметной хрипотцой, откуда? Где я его уже слышал?..
– А что за комендантский час? – решил на всякий случай уточнить Поль, а то вдруг он тут по незнанию чего-то нарушает. – Я, простите, не местный, я приехал из Марчеллы, из СИИЕС.
– О?.. – незнакомец по-птичьи склонил голову набок, и тут бедный, и без того измученный Поль узнал этот голос – голос человека, с которым он договаривался сегодня о встрече, голос директора Антинеля, он же Норд, он же (по классификации С. Седара) траурный моль…
– Я Поль Бонита, директор СИИЕС, – обморочно простонал химик. Звучало это примерно как «Пожалуйста, пристрелите меня, чтобы не мучиться!».
Норд подошёл ещё на шажок и чуть наклонился, вглядываясь в бледное треугольное личико Поля с отчаянными серыми глазищами и мелкими веснушками, обрамлённое каштановыми кудрями. Ему было удивительно, как это они так встретились: не в кабинете, за протокольным кофе и безликими вежливостями, а на лестнице в десятом, отданном волновикам корпусе, вокруг волшебного ведра с противопожарным песком.
Норду вообще всё нравилось подолгу рассматривать, а рассматривать Бониту было вдвойне интересно, потому что он был нездешний. Оттуда, из другого мира, спрятанного за каштанами и соснами, за кованой железной оградой – из мира, в котором Норд бывал очень редко, и потому одновременно опасался и любопытничал. А еще на директора НИИ Поль, с точки зрения Норда, был совершенно не похож. Не то тесто, не та душа. Мандариновый Сао Седар, хоть и предатель, людей видит и понимает сердцем, на инстинктах – он был прав, когда говорил, что Бонита этот погибает на своём посту. Его кошачья душа хочет событий, тайн, ночных вылазок по чердакам и гребням крыш при полной луне – а какие тайны и события в скучном, как тарелка остывшего супа, СИИЕС? Вот Антинель – это совсем другое дело…