Нора Робертс. "Рожденная в грехе"
Шрифт:
– Зрелище, которого я не чаяла увидеть, - рядом с Шаннон очутилась Элис.
– Мэйв Конкеннон, рядом с дочерью на сейли, с внуком на руках. Пританцовывает, и почти улыбается!
– Вы, верно, давно с ней знакомы.
– С детства. Она сгубила жизнь себе и Тому. А девочки пострадали. Тяжело бороться за любовь. Теперь, похоже, она нашла удовлетворение в образе жизни, который ведет, и во внуках. Я рада за нее.
Элис несколько лукаво взглянула на Шаннон.
– Я должна извиниться, что моя дочь смутила вас там, на
– Ничего страшного. Ее просто... дезинформировали.
Элис сморщила губы, услышав определение.
– Что ж, главное, не навредили. А вот моя дочь Эйлин, и ее муж Джэк. Познакомитесь?
– Конечно.
Она познакомилась с ними, и еще с другими сестрами Мерфи, с его братом, его племянниками, племянницами и кузенами. Голова от имен кружилась не хуже, чем в танце, а душа была потрясена тем, с каким безоговорочным радушием встречали ее и пожимали руку.
Ей поставили полную тарелку яств, угостили свежим пивом и усадили поближе к живой музыке, а Кейт щебетала ей в ухо.
Время растворилось за никчемностью, в угоду музыке и теплоте. Малышня сновала туда-сюда, кто помладше, перебирал ножками, а кто и дремал в заботливых руках. Она видела, как флиртуют танцующие парочки, а те, кому возраст танцевать претил, наслаждались обрядом.
Как бы это лучше нарисовать, размышляла Шаннон. Живыми, броскими цветами или мягкой приглушенной пастелью? Пойдет и то, и другое. Вдоволь здесь было возбуждения, энергии и вместе с тем умиротворения и поклонения традициям.
Все это отчетливо слышно в музыке, думала она. Мерфи был прав, когда говорил об этом. Каждая нота, каждый чудесный звук, затронутый песней, напоминал о корнях, слишком глубоких, чтобы их разорвать.
Она с интересом слушала, как пожилая миссис Конрой поет гнусавым, но отнюдь не фальшивым голосом балладу о безответной любви. Она смеялась с остальными над какой-то разухабистой застольной песней; с трепетом и воодушевлением наблюдала, как Кейт и Брианна выполняют сложную лирическую композицию танца, которая привлекла большое количество зрителей.
Она усердно рукоплескала, когда музыка кончилась, и вскинула глаза, едва Мерфи передал скрипку другому.
– Тебе нравится?
– обратился он к ней.
– Я смакую каждое мгновение, - она протянула ему свою тарелку.
– Ты не успел поесть, скорее наверстывай, - подмигнула она.
– Хочу слышать музыку и дальше.
– Там всегда есть, кому подхватить, - все же он отведал половину бутерброда с ветчиной.
– На чем ты играешь еще, кроме скрипки и концертины?
– Да так, понемногу на одном и другом. Я видел, тебя представили моим родственникам.
– У тебя очень большая семья, и каждый из них уверен, - солнце восходит у Мерфи в глазах, - она усмехнулась, видя, как он наморщил лоб.
– Думаю, нам надо потанцевать.
Шаннон склонила голову, когда Мерфи взял ее руку.
–
– Я не умею всего этого - джиги, рилы, что там еще...
– Конечно же, умеешь, - он настойчиво тянул ее вперед.
– Но сейчас будут играть вальс, как я велел. Первым нашем танцем должен быть вальс.
Сам его голос будто ослабил ей руку, она словно обмякла от слов.
– Никогда в жизни я не танцевала вальс.
Он принялся было хохотать, но затем удивленно вскинул брови: - Ты шутишь.
– Нет. В клубах, куда хожу я, этот танец непопулярен. Так что я лучше посижу в сторонке.
– Я тебя научу, - он обвил руку вокруг ее талии, сменил положение кисти.
– Клади другую руку мне на плечо.
– Эту позицию я знаю, - слишком восхитительным был вечер, чтобы спорить. Она склонила голову и проследила за движением его ног.
– И счет тебе, конечно же, известен, - он улыбнулся поверх ее головы.
– Идешь на раз, быстрее на два и три. Если на последний счет нога не успевает, просто проскальзывай. Вот и все.
Когда он ее закружил, она вновь подняла глаза и засмеялась.
– Не обольщайся. Учусь я быстро, но практики люблю много.
– Бери сколько угодно. Мне нисколько не трудно держать тебя в руках.
Внутри у нее что-то екнуло.
– Не смотри на меня так, Мерфи.
– Я должен, когда вальсирую с тобой, - он плавно повел ее большими кругами, и танец пьянил не хуже вина.
– Фокус в том, что исполняя вальс, нужно смотреть партнеру прямо в глаза. Тогда голова на поворотах не закружится.
Мысль о фокусировке взгляда могла бы иметь ценность, подумала Шаннон, но не сейчас, когда перед тобой эти темно-голубые глаза.
– У тебя ресницы длиннее, чем у сестер, - тихо изрекла она.
– Это было вечным яблоком раздора между нами.
– Такие красивые глаза, - один поворот, другой, третий... На грани головокружения, на стыке грез.
– Я вижу их всякий раз во сне. Я не могу перестать думать о тебе.
Мышцы его живота передернуло, как затвор, и сжало.
– Дорогая, я делаю все, чтобы не нарушить своего обещания прямо здесь.
– Я знаю.
Все вокруг замедлилось - скольжения, повороты, реплики. Цвета, движения и голоса, казалось, таинственно слились в единый фон, на котором остались лишь двое, и музыка.
– Ты не нарушишь его, чего бы не стоило.
– До сих пор мне удавалось, - голос, и рука, державшая партнершу, напряглись.
– Но ты искушаешь меня. Желаешь, чтобы я это сделал?
– Не знаю. Почему ты всегда здесь, Мерфи, во главе моих мыслей?
– она закрыла глаза и опустила голову ему на плечо. Я не понимаю, что я делаю, что чувствую. Мне надо сесть, подумать. Я не могу думать, когда ты касаешься меня.