Норби
Шрифт:
– Что копец, отвоевались, – дядька Юзеф повел стволом пулемета влево, затем вправо. – Стрельба прекращаться не должна, ни теорехтически, ни прахтически. В общем, придерживай ленту и смотри только на нее. Что впереди, это уже мое дело. Понял, зубрила?
Впереди была речка, а через речку – мостик, деревянный, с невысокими перилами. Человек пройдет, всадник тоже, если конь в поводу, двоим же не развернуться. Пулемет в двадцати шагах, слева и справа – уланы. Не верхом, а лежа на земле, лошади где-то в лесу, при коноводах. Там и Яцек, там и вагончик-передок.
Доброволец Земоловский диспозицию оценил. Пулемет – вещь серьезная, да только он один. Отпугнуть тех, что впереди, отпугнет, но дальше.
А вокруг тихо-тихо, только голоса птичьи слышно. Вечер, май, свежий лесной дух, ветер и тот стих.
– Лента! – негромко проговорил вахмистр Высоцкий.
– Есть лента! – откликнулся он, поправив каску, налезавшую на самый нос.
– Р-рдах! Дах! Дах! – вступил в разговор пулемет. – Рдах! Рдах!..
Резкий звук ударил в уши. Бывший гимназист хотел посмотреть вперед, но вовремя вспомнил о ленте. Поддерживать левой рукой и направлять в приемник.
Робыгрязь, доброволец Земоловский!
Вокруг уже стреляли. Над головой что-то прожужжало, впереди кричали, а где-то далеко, за деревьями, послышался грохот разрыва. Там тоже начался бой.
– Р-рдах! Р-рдах! Дах! – упрямо и зло повторял пулемет Ckm wz.30. – Дах! Дах!
Лента дергалась в пальцах.
Убитых грузили на лошадей. Не повезло двоим, троих перевязывал фельдшер. Уланы, уже верхом, строились в колонну. Небо потемнело, ночь-спасительница уже близко. Все кончилось, кто убит – убит, кто бежал – бежал. А он так и не увидел ни одного врага.
Что именно произошло, дядька Юзеф объяснил, хоть и без особой охоты. Немного русских было – усиленный дозор. От моста их отпугнули, сунулись вброд – отбили. Там и рукопашная случилась, где парни полегли.
– Страшно было? – спросил Яцек-ездовой, усаживаясь на передок. – Первый бой – не шутка.
Бывший гимназист очень удивился.
– Страшно? С какой стати?
Смерть, незримо стоявшая рядом, одобрительно кивнула.
Так держать, Никодим!
6
Теперь в номере нас было двое, парня моя гостья без лишних слов отослала в коридор. Просто кивнула – и нет, будто приснился. Я ему посочувствовал: бар закрыт, ресторан тоже. И кофе по телефону не закажешь.
Я усадил гостью в кресло, присел на стул и представился. Надеюсь, запомнить «Корд. Джонас Корд» будет несложно. Лично я запомнил почти сразу.
Можно и к делу.
– И как это прикажете понимать, мисс?
Теперь я говорил по-английски. Анна Фогель – гражданка США – со всеми вытекающими последствиями, между прочим.
Ее плечи еле заметно дрогнули.
– Позвали – пришла. Американец, знающий про Квентина. Про Уолтера Перри. Разве это не приглашение?
Я кивнул,
– Четыре месяца назад вы и ваши люди разорвали все контакты с известной вам организацией.
– С «Ковбоями», – негромко поправила она.
Нелепое название резануло слух, но я решил не спорить. «Управление стратегических служб» вслух пока поминать нельзя.
– С вами попытались связаться через бюро Кинтанильи. Вы ответили, что можете все объяснить только лично. Вот я и приехал.
Фогель достала из сумочки сигареты, оглянулась, вероятно, в поисках пепельницы. Ее в комнате не было – сослана за ненадобностью в ванную.
– Не курите, – поняла она, пряча пачку. – Не буду и я, уже второй год пытаюсь бросить.
– Сочувствую, мисс.
Ее английский звучал похуже моего немецкого, но я решил не менять язык. Пусть неудобно будет ей.
– Вообще-то вы меня немного удивили, мистер Корд. Три дня назад в Париж прибыл представитель Государственного департамента. Пресса считает, что он привез секретное послание французскому премьеру. Я думала, в связи с «Ковбоями»…
– Не одна вы, – улыбнулся я. – Стараемся!
– А ответ прост. Я порвала связи с «Ковбоями», потому что в их руководстве появился предатель. Вначале я подозревала, теперь совершенно уверена.
И я был уверен, и Николя Легран. Потому и отправил друга в Париж.
– Про Викторию Фостер вы уже, конечно, знаете.
Виктория Фостер, «мисс Виктория» для своих, убита четыре дня назад, когда я был посреди Атлантики. Узнал об этом лишь сегодня, перебирая свежие подшивки в библиотеке Святой Женевьевы. «Ковбои» остались без начальника штаба.
Гибель Николя Леграна – тревожный звонок. Убийство мисс Фостер – практически катастрофа. Осмыслить случившееся я еще просто не успел, думая о чем угодно – о таинственном профессоре, о певице из ресторана.
Про Леграна мисс Фогель ничего не знает – и не должна знать. На предателя она вышла из-за провалов своей агентуры. Окно на границе, за которое отвечали «Ковбои», кто-то сдал немцам. Следы вели к одному из помощников мисс Виктории, но он исчез, сама начальник штаба убита, а я даже не представляю, кому теперь можно верить. Анна Фогель ненавидит Рейх, захвативший ее страну. Но кто сказал, что предатель работает именно на Гитлера? Провалы агентуры – не доказательство, всего лишь симптом.
Впрочем, один ответ я знал. Кому можно верить?
Никому!
– Но почему сейчас? – не выдержал я. – Почему не подождали начала войны? Только тогда и следует громить чужую разведку.
Мисс Фогель взглянула удивленно.
– Война уже идет, мистер Корд!
Я чуть не спросил: где?! Потом задумался. Кому в Европе нужны поляки? Их уже приговорили и списали в утиль. Все ждут, когда навстречу РККА выступит Вермахт, тогда и начнется настоящая Большая политика.