Норби
Шрифт:
– Жив, – фотография исчезла. – В посольство мы уже сообщили. Но если вы, мсье Корд, с ним не знакомы, почему вы решили, что он – гражданин США?
Я подался вперед, словно желая боднуть настырного копа.
– Он песню пел! Прямо здесь, в баре. Только настоящий дикси решится спеть «Желтую розу Техаса»!
Вобрал в грудь побольше воздуха. Держись, лягушатник!
Разбиты мои ноги, так хочется в Техас, Но Дяде Джо нужны мы, он ожидает нас. И Борегард достоин, и Ли– Достаточно! – взмахнул рукой инспектор. – Хоть бы в сторону дышали, что ли? Вы свободны, мистер Корд.
Пожевал губами, взглянул брезгливо.
– Документы вам отдадут.
Я слегка обиделся. А где же вопрос о моем алиби? Ответ приготовил заранее, и он мне очень нравился.
Выйдя во двор отеля, я посмотрел на солнце и расстегнул пальто. Теплеет на глазах, завтра можно гулять в одном костюме. Правда, опытный глаз может заметить пистолет.
Итак, Ковальски крупно влип. Во что именно, скоро узнаю, однако уже сейчас я имел догадку, причем вовсе не смутную. Ах, Перпиньян, Перпиньян!
– Знаю, – кивнул Пьер Домье. – В дневных выпусках обязательно сообщат. Убийство, мсье Корд! Ваш соотечественник изнасиловал и зарезал какую-то певицу.
Мы оба спешили, поэтому встретились у станции метро Бурс. Место людное, никому до нас нет дела – кроме, понятно, невидимки с большими ушами.
– Тело он успел спрятать, сейчас ищут.
Ищут? Но тогда почему – убийство? Как говорят наши копы, нет тела – нет дела.
– Кровь в ее комнате, – понял меня журналист. – А еще, извините за подробности, следы на простыне. Фамилия певицы вам нужна?
Я чуть было не сказал «нет». Какое мне дело до фамилии Люсин? Однако дела следует доводить до конца.
– Узнайте, мсье Домье. Но это не к спеху.
Народ торопился по своим делам, и я невольно представил себе невидимку прямо посреди толпы. Вот его пихнули раз, наступили на ногу, пихнули – два. Однако с певицей Анна Фогель не ошиблась, все, как и обещано. Мухоловка прозревает Грядущее? И такое возможно, если самому это Грядущее приблизить.
Убийство и Сестра-Смерть – почти синонимы.
– Теперь, мсье Корд, по нашему делу.
– А? – очнулся я. – Вы про Иволгу? Узнали что-то?
Рыжий помялся, затем решительно тряхнул шевелюрой.
– Я верну вам деньги, мсье Корд, все до последнего су. Извините, не стану делать ничего, что идет во вред безопасности Франции!
Если я и удивился, то не слишком. Все мы патриоты! Но парень напрасно решил, что этим он от меня отделается.
– Мсье Домье! Возвращать деньги не надо. Вы прекрасно справились.
Не без удовольствия полюбовавшись его физиономией, улыбнулся.
– Разведчики в отставке спокойно пишут книги и дают интервью, значит, Иволга – не в отставке. Однако после Великой войны она исчезла на много лет, поэтому.
Парень открыл было рот, но я покачал головой.
– Молчите, молчите! Поэтому она, вероятнее всего, была за границей. Потом вернулась, но ненадолго.
Поглядел ему в глаза.
– И еще, мсье Домье. Если бы Иволга по-прежнему работала на государство, на Второе бюро, вы получили
Честно говоря, в своих выводах я сильно сомневался, но рыжий лишь грустно вздохнул.
– А родилась она в 1878 году, мсье Корд.
Я крепко пожал ему руку.
– Спасибо!
Толстячок за стойкой экскурсионного бюро откликнулся сразу.
– О, мсье, о-о! Вы сделали правильный выбор. Шесть миллионов мертвецов ждут вас! Полторы тысячи километров мрака и ужаса, подземный некрополь, вобравший в себя добычу кладбищ за десять веков. Первые подземные разработки появились на месте нынешнего Люксембургского сада, когда король Людовик XI пожертвовал землю замка Воверт.
– Призраки и бродячие скелеты в ассортименте, – перебил я. – Годится! Дайте два! В смысле, билета. На завтра.
Рю де Савиньи, музей Карнавале. Именно здесь продают билеты в знаменитые парижские катакомбы.
– О, мсье, о-о! Вас ожидает настоящий макабр!
Я спрятал билеты в бумажник и, чуть подумав, извлек оттуда купюру покрупнее. Толстячок дернул носом.
– Завтра будет только завтра, – пояснил я. – А сегодня.
Вторая купюра! Толстячок со свистом втянул в себя воздух.
– Индивидуальная экскурсия. Сейчас! И чтобы гид знал родословную каждой косточки.
– О, мсье, о-о!
9
Хрустящая простыня под подбородком, непередаваемое ощущение чистого тела, легкий, насыщенный озоном воздух, негромкое пение птиц….
А если глаза открыть?
Антек, бывший гимназист, так и сделал. Полежал секунду-другую, затем рывком сел, окидывая взглядом комнату. Помещение, как объяснила Мара, именуется «бокс», не в смысле мордобоя, а просто «ящик», если с английского перевести. Он в спальне, маленькой, как раз на одну койку, за двумя дверями – службы, в том числе восхитительный душ с особым краном для морской соленой воды (здорово!), еще одна дверь входная, за которой коридор. Свет идет от плафона на потолке, причем не желтый электрический, а почти что настоящий, словно под стеклом спрятан маленький кусочек Солнца. Стены гладкие и чуть теплые, цвета темной слоновой кости. Маленький откидной столик, два стула, упругий ковер на полу, врезанный в стену шкаф. Прямо на стене – телефонный аппарат, трубка почему-то без шнура, но работает. А птицы – это радио. Мара вчера предупредила, если запоют, то с добрым утром.
С добрым утром, доброволец!
Антек встал, пригладил волосы, задев пластырь, закрывавший рану. Девушка объяснила, что это только на ночь, с утра его станут лечить всерьез. Заодно запретила делать гимнастику, даже самую простую. А вот обтереться жестким полотенцем советовала, в душе их целых два.
Куда он попал, Антек решил пока не задумываться. Раз окон нет, то это либо тюрьма строгого режима, либо бокс находится где-то под землей. Для тюрьмы слишком уютно, значит, он на станции подземного метро. Торпеда привезла их на платформу, почти такую же, как на газетных фотографиях, только поменьше.