Норвежский детектив
Шрифт:
Моряки хорошо знают английский, и он ответил без запинки:
— Lunacy.
— Оно происходит от имени богини ночного света Луны, — объяснил я.
— Хватит нагонять на меня жуть! — Он топнул ногой, и гнилая половица с треском сломалась.
Это вернуло меня к действительности. Я взглянул на него и не мог удержаться от смеха. У него было то же выражение лица, с каким он плюнул вслед черной кошке.
Нельзя безнаказанно смеяться над страхом своих собратьев. Кара последовала незамедлительно. Дом издал громкий, человечий вопль,
Несколько секунд мы вслушивались в тишину. Теперь был его черед смеяться:
— Ты что, никогда не слыхал, как кричит сова?
— Но мне показалось, что кричали в доме, — смущенно пробормотал я.
— Значит, совы проникли сюда через трубу. — Скоддланд взял свой фонарик. — Здесь есть еще один камин и несколько отдушин. Давай посмотрим?
Мы снова обошли весь дом. Сову мы не нашли, должно быть, она сидела на крыше. Зато мы нашли нечто другое, чего не искали. Этого не обнаружили и наследники, пятнадцать лет назад забравшие из дома только вещи.
В первый раз мы невнимательно осмотрели платяной шкаф, во всяком случае, нам не пришло в голову посмотреть, что лежит на нем сверху. Совершенно случайно я направил на шкаф луч фонарика и увидел там что-то покрытое толстым слоем пыли. Я поднялся на цыпочки и стянул со шкафа рулон бумаги. В комнате поднялась настоящая пыльная буря. Я развернул рулон, а Скоддланд осветил его фонариком.
Это был карандашный набросок судна, разбившегося о высокую скалистую стену в шхерах.
— Смотри! — Ручища Скоддланда показала на буквы, написанные на обломке штевня. — Видишь, тут написано «Геба»! Так называлось судно, на которое отец не поспел приехать за год до гибели «Арго»!
Меня привлекло не столько название судна, сколько сам сюжет.
— Странно, Атле. Я видел уже три картины этого Зауберманна. И на всех он изображал то, что вот-вот будет поглощено морем…
И опять послышался какой-то звук. На сей раз это была уже не сова.
Сперва что-то громко и протяжно скрипнуло, словно неохотно поддалась упрямая дверь. Потом раздалось несколько глухих ударов, будто кто-то постучал кулаком в стену.
Лучи наших фонариков перекрестились в дверном проеме.
— Это в ателье! — крикнул я.
Мы побежали обратно. В ателье никого не было. В прихожей — тоже.
Я осветил фонариком входную дверь.
— Что же это могло быть?
— Тсс!
Что-то показалось Скоддланду подозрительным. Мы затихли и прислушались. Но не услышали ничего, кроме потрескивания огня в камине.
И вдруг тишина взорвалась оглушительным звоном.
Он был такой громкий и такой короткий, что мы не поверили собственным ушам. Мы стояли ошеломленные и смотрели друг на друга: был звон или нет? Но очевидно, все-таки был, потому что весь пол был усеян осколками стекла.
Сперва мы со Скоддландом стояли спиной к окну. Теперь повернулись, точно по команде, и увидели, что оно разбито. Сквозь большое звездообразное отверстие на нас смотрело осеннее небо. По полу еще прыгали осколки.
Лучи наших фонариков заплясали по пригорку. Там все было неподвижно. Лишь на западе равномерно мигал маяк.
Наконец мы увидели предмет, которым было разбито окно. Он валялся посреди комнаты. Он тоже был из стекла, но более крепкого, чем оконное, и выдержал этот удар. На полу лежала бутылка из-под можжевеловой водки.
Я поднял ее и сразу узнал этикетку — Скидам, точно такую же бутылку мне показывал капитан Хогне. Так назывался благородный, немного горьковатый напиток, убивший отца Атле. Бутылка была пустая.
Белый как мел Скоддланд смотрел на бутылку. Кулаки у него сжались.
— Скорей! — Он скинул оцепенение. — Этот подлец не уйдет от меня!
Он бросился к двери, я — за ним. Дверь не открывалась. С наружной стороны в скобу был вставлен железный болт.
Мы разбежались, чтобы общими усилиями высадить дверь. Но она была дубовая, а болт и скоба — железные. Сломать дверь нам не удалось. Дом был построен на совесть, он противостоял морю и был еще способен противостоять людям.
Сперва мы растерялись, но тут же бросились в ателье к окну. И снова остановились: пролезть в дыру было невозможно, она была обрамлена острыми стеклянными пиками. Как открывается окно, мы понять не могли. Скоддланд бросился в соседнюю комнату, там на окне была обычная задвижка.
По тропинке мы помчались к причалу. Я, ни о чем не думая, бежал за Скоддландом и старался не отставать от него. В нем не осталось ничего от провинциальной норвежской неторопливости. Он сбросил ее с себя, точно одежду. Ярость преобразила его. Он несся вниз с ловкостью хищного зверя.
Задыхаясь, мы стояли на берегу заливчика и глядели в густой туман.
— Слышишь? — Его пальцы клещами впились в мое плечо.
В тумане слышались удары весел.
Скоддланд весь подобрался, готовый к борьбе. Спина у него выгнулась, как перед прыжком, руки повисли вдоль туловища, кулаки-кувалды сжимались и разжимались. И в глазах появился блеск, свойственный самым отважным жителям Вестланна — мореходам Исландии. Взгляд его горел жаждой кровной мести.
Там, в тумане, греб его враг. Тот, который убил его отца и разбил его жизнь, сам Холмевог поднимал и опускал там весла. Наконец-то это невидимое зло будет настигнуто — мотор быстрее любых весел! Наконец-то враг получит возмездие!
Скоддланд перемахнул через перила мостков и схватился за пусковую ручку.
— Атле! — крикнул я. — Остановись! В таком тумане…
— Ничего! — Он повернул ручку, но не раздалось ни звука. Мотор был мертв.
Скоддланд поднял крышку ящика, в котором стоял мотор, и посветил туда фонариком. И взвыл от ярости. Это был настоящий волчий вой.
— Что случилось?
— Этот мерзавец уже побывал здесь и обрезал провода зажигания! — Скоддланд сразу смекнул, в чем дело.
— Это можно починить?