Норвуд
Шрифт:
Глава 14
Наш театр давно заброшен. Так вышло, что труппы, ехавшие раньше с севера, отчего-то перестали останавливаться здесь, предпочитая отправиться сразу на юг, до ближайшего Сильного города. Поговаривают, некоторые пересекали наш оаз целиком и уходили через следующую межу в другой, где городов, а значит и денег, было побольше.
Поэтому-то последнее и единственное театральное выступление, на котором я бывал, случилось незадолго до смерти отца. Сам спектакль в памяти не сохранился, единственное воспоминание – это массивные
Следом за ними стояли самые обычные лавки, места на которых стоили всего лишь одну медную монетку, но отец тогда не поскупился, и мы разместились у самой сцены. Гладкие деревянные подлокотники и высокие прямые спинки, которые наверняка закрывали весь обзор тем, кто сидел позади, навсегда остались в воспоминаниях.
Потом отец погиб, спектакли показывать перестали, а здание театра, принадлежавшее городу, опустело. Жить в нём было невозможно, разрушить нелегко, поэтому о нём просто забыли. А кресла - как, впрочем, и лавки – быстро растащили предприимчивые горожане.
– И ты думаешь, слова Опалённой о том, что тебе удастся посмотреть представление из первых рядов… - начал господин Глен, выслушав моё предположение.
– Значат, что она скрывается в заброшенном театре, - я закончил мысль сам.
Теперь, произнесённая вслух, эта идея больше не казалась мне такой уж правильной, но других-то всё равно нет, не так ли?
– Точнее, значат, что она там скрывалась раньше, до того как мы повстречались с ней в доме, - поправился я. – Но почему бы ей не быть там и сейчас? Здание заброшенное, а таких у нас немного, слухи о нём ходили паршивые… Очень подходящее место!
Всякие небылицы о старом театре горожане стали рассказывать после того, как там помер один из окрестных жителей. Пьяный возвращался из трактира и вместо собственного дома, случайно зашёл туда. Не знаю, что послужило причиной смерти, но вряд ли в этом можно было винить здание – скорее уж вино и пиво. Но они никакого суеверного ужаса у обывателей почему-то не вызывают, хотя явно погубили людей больше, чем все театры вместе взятые.
– Тогда следует его проверить, - интерфектор в очередной раз высунулся из-за гребня крыши, выискивая упырей. – Тем более, здесь всё равно ничего нового не происходит…
На городской площади, прямо у входа в ратушу, действительно не происходило ничего такого, чего бы мы ещё не видели – четыре человека, стоявшие вокруг большого стола, вытащенного явно из кабинета бургомистра, что-то делали с мастером Фонтеном. Что именно было не понятно, но судя по раздающимся крикам – ничего хорошего.
Двигаясь по крышам, мы добрались до заброшенного театра гораздо быстрее, чем петляли бы по извилистым улочкам. Не прошло и четверти часа, как большое посеревшее каменное здание предстало перед нами во всей красе. Украшенное колоннами, оно представляло собой одно большое помещение под покатой крышей.
Перебраться на неё получится вряд ли – слишком далеко,
– Спускаемся, - коротко скомандовал интерфектор и выхватил свой небольшой топорик.
После просторов крыш, стены домов давили как-то особенно сильно – казалось, что из-за каждого угла смотрят чьи-то глаза. Поэтому мы шли до входа в театр очень осторожно, выставив перед собой оружие. Я переводил арбалет с одного дверного проёма на другой, но никакой опасности не было.
На улицах, близ здания, было по-настоящему тихо – только покрикивания птиц да хлопки их крыльев. Вот оглушительно скрипнула ставня, и лёгкий ветерок, качнувший её, сразу же умчался прочь.
– Не заперто, - господин Глен настороженно потянул на себя одну из створок , опасаясь нападения. Однако за ней никого не было.
Раньше напротив входа находилась сцена, но её давно уже разобрали. Нехорошая репутация не отпугивала, когда можно было чем-нибудь поживиться. Пусть даже простой деревяшкой.
Но и пустым этот зал назвать было нельзя – наоборот, он был заполнен целыми кучами какого-то хлама, который натащили сюда окрестные обитатели.
– Аккуратнее! – шепнул интерфектор, когда я случайно наступил на большую плетёную корзину, зиявшую многочисленными прорехами. – Не шуми!
Я кивнул и сразу же задел плечом полусгнившую бочку, но на этот раз обошлось без большого грохота.
Окружающее пространство тонуло в темноте – крохотные оконца под самым потолком давали мало света. Сквозь них вечернее солнце должно было освещать сцену, но сейчас они были практически бесполезны.
Да и горы мусора мешали разглядеть, есть ли здесь кто-нибудь кроме нас. Однако звука мёртвых шаркающих шагов слышно не было и это внушало надежду, что никто на нас не наброситься из-за очередного ящика или непонятно откуда взявшейся кучи земли.
– Надо было зажечь фонарь на улице, - несмотря на кажущееся спокойствие, я говорил шёпотом. – Здесь опасно использовать кресало – всё может вспыхнуть от одной искорки…
– Не бойся, малыш, - раздался из тёмного угла знакомый голос. – Пожар есть кому потушить!
Не знаю, где Опалённая прятала тлеющий фитиль, но его малиновый огонёк мигнул на мгновенье, а потом темнота разбежалась от пламени кривой свечи, которую девушка держала в руках.
Нельзя сказать, что в театральном зале стало светло как днём, но разглядеть окружающую обстановку теперь можно было довольно уверено. Вдоль стен и в некоторых проходах между гор мусора, стояли мертвяки — отчего-то внучка мастера Фонтена собрала себе в услужение исключительно детей. Невысокие, с белыми застывшими лицам, они были неподвижны, но колеблющийся огонёк заставлял тени слегка подрагивать. Казалось, что покойники вот-вот ринутся на нас.