Носители искры
Шрифт:
– То есть вы сюда их тела, что ли, закладываете?
– я подошёл к Лене и открыл дверцу - за ней обнаружился широкий тёмный зев.
– Да, хозяин.
– И куда ведёт эта дыра?
– В приёмник.
Я отыскал в памяти Лены ответственную за этот приёмник няньку, и увидел, что из приёмника тела закостеневших монисков поступают в большой агрегат, который их... нет, не сжигает и не растворяет... он их перерабатывает! Один за другим я опрашивал околисты нянек, ответственных за разные стадии процесса, с любопытством открывая для себя секреты безостаточной утилизации мёртвых монисков, и когда цепочка контактов привела меня к конечному продукту, замер,
Конечный продукт загружался в спецкомбайн, производивший питание для всех жителей монастыря: кашу, которую няньки каждый день закладывали в рот монискам, уже разучившимся есть самостоятельно; блюда, которые подавали тем, кто только начал выращивать околисты; а также еду для самих нянек. В работе спецкомбайна, как в других перерабатывающих агрегатах не было ничего сложного: перемешивание в разных пропорциях, нагрев, добавка специй и ароматических веществ. Главный секрет заключался в самом веществе околистов, разраставшихся к концу жизни мониска до чудовищных размеров, заменяя большую часть тела. Именно это вещество и воздействовало на организмы живущих в монастыре, заставляя их проходить весь цикл преобразования в мониска. Для этого девочкам надо было просто регулярно употреблять околисты в пищу. Вот почему в агрегатах и спецкомбайне не было никакой электроники, только механическая переработка, и все эти монастырские машины могли работать, не ломаясь, десятилетиями, а если вдруг что-то выходило из строя, то заменить одну деталь на другую не составляло труда. На складе имелись все запасные детали - их производили на заводах области и заранее привозили в монастырь по требованию няньки, следившей за полнотой комплекта.
И с сырьём для спецкомбайнов тоже проблем никогда не было...
Монисков кормили монисками! Я расхохотался, захлопнув дверцу приёмника тел, и Лена, вздрогнув, стала с силой выталкивать меня из прощальной. Понимая, насколько неуместным выглядит здесь моё веселье, я не сопротивлялся и даже пытался зажимать себе руками рот, но хохот всё равно рвался наружу. Круговорот монисков в природе - это было так просто и так гениально! Я смеялся до слёз.
В столовую после этого идти, само собой, расхотелось, так что я велел нянькам заказать мне еду из города и в результате обед получил только поздним вечером.
* * *
Натрескавшись так, что раздулся живот, я завалился в отведённой мне комнате и, едва коснувшись подушки, уснул.
Ночью мне снился дом, в окнах которого горел свет и мелькали две тени. "Кто же там ходит?!" Я пытался рассмотреть, но не мог: что-то не давало мне подойти ближе, что-то заставляло оставаться на месте. Я снова и снова упрямо тянулся вперёд, и вдруг небеса разверзлись, и в дом ударила молния. Меня отбросило взрывной волной назад, я упал спиной на что-то мягкое, перевернулся и увидел, что лежу на самом себе, только мёртвом. Близнец! "Ты - мой близнец!" - закричал я и проснулся.
– Лена! Тридцать-девятая, где ты, чёрт тебя дери?
– дёрнул я её околист.
– Я здесь, хозяин, - сказала, заходя в комнату, Лена.
– Твоего пятого мона нашли?
– спросил я, отдышавшись после кошмара.
– Да. Уже привезли, он в прощальной комнате. Сейчас туда несут ещё и околисты погибших людей.
– Зачем?
– Пятый мон погиб раньше положенного срока, поэтому нужны околисты, чтобы душа ушла на небо правильно, - вздохнув, пояснила Лена.
– Чего?
– не понял я и потянулся к няньке, заведующей приёмником.
– А-а, ясно.
Оказалось, машина по весу определяет, достаточно ли в теле нужной ткани, и если нет, загорается сигнал-требование добавить ещё околистов, чтобы концентрация действующего вещества всегда получалась одной и той же.
– Пусть пока не загружают его в приёмник, - распорядился я и, одевшись, поспешил в прощальную.
Там я подошёл к покойнику и откинул простыню. Глаза мёртвого мониска были закрыты, вытянутое лицо с тонкой, почти безгубой, щелью рта выглядело спокойным. Я долго смотрел на него, потом сдёрнул простыню, обнажая всё тело мертвеца: в груди, прямо напротив сердца, темнело пулевое отверстие. Значит, близнец вовсе не задохнулся, его застрелили! Я вспомнил нацеленный на меня пистолет и то, как велел окли бросить оружие на пол и упасть на колени. Где он? Где тот человек, что целился в меня?
Я начал поиск с няньки, которая общалась с теми, кто привёз меня в монастырь, потом через них - к другим окли, оставшимся в бункере. Цепочка контактов раскручивалась и ветвилась, я быстро и методично отсекал тупиковые пути, двигаясь всё дальше и дальше, от околиста к околисту, пока не обнаружил того, кто в меня целился.
Окли, которому я заглянул в память, воспринимал место происшествия как пристанище бесов. Это был бункер, который обнаружили, когда искали пропавшую в тех краях экспедицию биологов. Бункер взяли штурмом, с большими потерями, потому что бесы дрались отчаянно, до последней капли крови, хотя силы были явно неравны...
Нас с близнецом - да почему же, чёрт меня раздери, всё-таки "близнец?!" - обнаружили в одной из научных лабораторий, но что за исследования там проводились, окли не знал. Кто я - он не имел ни малейшего понятия и задумываться об этом не собирался, радуясь, что случайно убитого им мониска списали на потери во время операции по захвату бесовского логова. Окли вообще о лишнем не задумывались, предпочитая выполнять то, к чему в своё время выявил способности околист. Их жизнь была легка, понятна и прекрасна во всех проявлениях. Чего совсем нельзя было сказать обо мне. Потому что, несмотря на гудящую во мне силу, способную управлять чужими околистами, чувствовал я себя просто отвратительно!
Почему эта сила обнаружилась там, в бесовском бункере, после того, как убили мониска, закрывшего меня от пули? Почему я держал в руках чей-то околист? Ни смысла, ни логики, какой-то полный, вызывающий тошноту бред! Как я вообще оказался в лаборатории бесов? Что делал там, в этом бункере? Зачем мне надо воздействовать на чужие околисты?! Ну не затем же, чтобы подсматривать за людьми, залезая в их память? Или развлекаться, разбивая вертолёты о землю и заставляя всех подряд падать предо мною ниц?! Жизнь окли была отлично налажена, каждый имел в ней своё место, правительство управляло, врачи лечили, строители строили... короче, система работала, не требуя вмешательства... тем более одного-единственного человека! Да кто я такой, в самом деле, чтобы вмешиваться?! Я и самого себя-то, бес рогатый, ни хрена не помню! Кто я?
– Кто я?!
– вырвалось из меня с пугающей громкостью.
Вздрогнув от собственного голоса, я оторвался от созерцания покойника и поднял голову. Ещё только зайдя в прощальную, я сразу же отпустил всех нянек, включая Лену, чтобы шли заниматься своими делами, так что совершенно не ожидал увидеть в комнате ещё одного человека, одетого в балахон мониска с низко надвинутым на глаза капюшоном.
– Я знаю, кто ты!
– заявил человек, отходя от закрытой двери, прислонившись спиной к которой он тут тихо стоял неизвестно сколько времени.