Носители искры
Шрифт:
– Что значит - всё?!
– возмутился я.
– А тебе не кажется, что решение по поводу собственной жизни и смерти должен принимать я сам?!
– Ты решишь стать безмозглой тварью?
– сдвинул брови командир.
– Нет, но...
– В монастырь я тебя всё равно не пущу, это ясно?
– он подошёл ко мне вплотную и уставился в глаза.
– Я спрашиваю: тебе ясно?!
– Да!
– едва сдерживая бешенство, ответил я.
Сорвирог повернулся к искроведу:
– А ты почему ещё здесь?! Я же приказал немедленно приступить к подготовке!
– Понял!
– Пальченко вскочил и почти
Окли
Ленка, разумеется, была полностью согласна с командиром. Опомнившись после шоковой информации, что её жених неудержимо превращается в мониска, она, естественно, схватилась за соломинку, что процедура даёт шанс остановить трансформацию. Ну, ещё бы! Как может абстрактное человечество за стенами "Оплота" конкурировать с конкретным, осязаемым, любимым и любящим её мужчиной? Ей, как и любой здравомыслящей девушке, нужен был нормальный муж, а не какая-то умозрительная возможность незнакомых людей выбраться из сетей околистов...
Я вроде как немного раздражался её натиску, но, говоря совсем уж откровенно, и сам понимал несостоятельность стремления прорваться в монастырь, чтобы перепрограммировать столько монисков, сколько успею. С точки зрения бесстрастной логики, это было, конечно, глупо, но я всё равно чувствовал, что, пройдя процедуру, лишусь того, что отличало меня от всех остальных оплотовцев, и это было очень неприятно. Пусть даже всё пройдёт по самому прекрасному сценарию, и я не лишусь своих химерьих способностей, главной химерой, способной изменить историю, я уже точно не буду, и осознание этого оказалось для меня весьма болезненным. Может быть, из-за бабы Яны, царство ей небесное, которая верила в главную химеру так слепо, что жизнь отдала за то, чтобы доставить меня в "Оплот", а теперь получалось, что, отказываясь от деятельности по перепрограммированию монисков, я её вроде как предавал? Или причиной было собственное честолюбие и слишком развитое чувство собственной важности? Скорее всего, всё вместе.
В общем, как бы там ни было, но отправляясь в лабораторию, где искроведы во главе с Пальченко уже приготовились к процедуре, я чувствовал себя просто отвратительно. Ленка видела это и старалась всячески меня поддержать.
– Да не пились, Стёпка! Даже если ты потеряешь все способности химеры, это всё равно лучше, чем сделаться безмозглым мониском, ты это понимаешь?!
– Не такие уж они и безмозглые, просто... другие.
– Ага, скажи ещё, что они - люди!
– Ленка метнула на меня взгляд, способный прожечь дыру, но я увернулся.
– Нет, не скажу.
Дальше мы почти всю дорогу шли молча: казалось, Ленка ждала от меня чего-то, но я совсем не был расположен выдавливать из себя приятные ей слова. В конце концов, когда мы уже шагали по научному крылу, она всё же не выдержала:
– Нет, ну даже если тебе плевать на наши отношения, то ты об "Оплоте" подумай: на хрена нам мониск?! Их и так в монастыре до чёрта!
– Хватит, Ленк!
– взмолился я, толкая дверь пятой лаборатории.
– Ну, хватит так хватит!
– она, похоже, обиделась и развернулась, чтобы уйти, но я не пустил, удержав за руку.
– Прости, Ленк, просто... ну чего ты ломишься в открытую дверь?
– Привет, проходите!
– Пальченко кивнул Ленке и пожал мне руку.
– Стёпа, тебе сюда, - он показал на койку, рядом с которой стояло кресло и громоздилось разнообразное оборудование.
– А почему тут две капельницы?
– удивился я.
– Вторая - питательная, - объяснил искровед.
– Вдруг это займёт больше суток, будем тогда кормить тебя внутривенно, чтобы силы организма поддерживать. Сколько бы процедура не длилась, прерывать её нельзя, ну, разумеется, если не возникнет угроза для жизни!
– А что будет, если прервать?
– спросила Ленка.
– Полагаю, он вернётся к исходному состоянию, но что ещё хуже, есть вероятность, что, когда попробуем повторить, сыворотка на околист больше не подействует.
– Почему?
– Переборов уже введённое вещество, околист станет к нему нечувствителен. Получится как бы прививка от сыворотки.
– У околиста выработается иммунитет?
– удивилась Ленка.
– Типа того, - кивнул ей Пальченко и повернулся ко мне: - Давай, Стёпа, ложись.
– Я буду в сознании?
– спросил я, вытягиваясь на койке.
– Нет, - ответил искровед.
– Сыворотка обладает седативным эффектом, так что тебе придётся целиком на меня положиться. Ты будешь спать, а я следить, как идёт процесс, и корректировать скорость ввода препарата.
– Я могу остаться здесь и наблюдать, - сказала Ленка.
– Не стоит, милая, - ласково сказал я, гладя её по волосам.
– Это может длиться сутки и даже более, я буду спать и твоей поддержки всё равно не увижу.
– Я взглянул на Пальченко, он втихаря от Ленки подавал мне знаки одобрения.
– Зря только изведёшься и кучу времени потеряешь...
– Ладно, я поняла!
– Ленка встала.
– Не хотите, чтобы я тут под ногами путалась, так и скажите, нечего рожи за моей спиной корчить, - она упёрлась в Пальченко таким взглядом, что тот вспотел.
– Ты - хороший врач, Егор, но, если со Стёпкой что случится, тебе от меня не спрятаться!
– Я ещё в прошлый раз говорил твоему драгоценному Степану, - не выдержал искровед, - что он должен...
– Ну всё, прекратите!
– резко перебил я его - вот не хватало мне только скандала, почему мы скрыли от Ленки выводы, сделанные Пальченко ещё до того, как я вытянул четыре околиста!
– Пожалуйста, Ленка! Не надо пререкаться и портить мне настрой перед процедурой.
– Я схватил её за руку и, притянув к себе, звонко чмокнул в щёку.
– Со мной всё будет нормально!
– Надеюсь, - вздохнула Ленка и, поцеловав меня, вышла из лаборатории.
* * *
Мне снилась буря. Ветер рвал одежду, не давая и шагу ступить, в лицо били резкие, ледяные порывы, слепили молнии и оглушал гром. Впереди, за завесой дождя, виделся дом, где, я знал, меня ждали Ленка с Серёжей. Я боролся с разбушевавшейся стихией, пытаясь добраться до дома, но продвигался ужасающе медленно, и не только из-за ливня и встречного ветра. К моему поясу была привязана верёвка, второй конец которой обвивался вокруг талии близнеца - он буксовал метрах в десяти позади. Землю под ним развезло в кашу, и близнец глубоко увяз в грязи, не в силах вытащить ноги, а, когда я рывками волок его за собой, взрывал ботинками глиняную жижу, словно плугом.