Носители Совести
Шрифт:
В самом конце подшивки нашлось маленькое, в пол-листа, постановление об уточнении анкетных данных: «…считать гражданина, упомянутого во всех документах делах как Лин Мартович Черный – Лином Мартовичем Шаллеком».
Вот такое официальное извинение. Всего семь строк казенного текста. Куда как проще, чем переделывать эти самые протоколы.
…принимая во внимание, что признаков какого-либо преступления, совершенного в отношении умершего не установлено, а также то обстоятельство, что всеми имеющимися данными установлена бытовая причина смерти, постановил – в возбуждении уголовного дела по данному факту отказать, разъяснив заинтересованным сторонам право обжалования принятого решения в установленном законом порядке. Дата. Подпись.
«Интересно, кто в этом деле заинтересованные лица? Лин Шаллек жил один. Ни семьи, ни родственников. Как у Круковского… Хотя, может
Арсений знал представителя межрайпрокуратуры, пару раз пересекались по транспортным делам. Что можно было о нем сказать? Служака, каких сейчас много. Грамотный чиновник, не утруждающий себя лишней работой, всегда идет по пути наименьшего сопротивления. Этакий «человек в футляре», который видит свой долг в правильном и своевременном составлении отчетов и не любит копать глубже, чем предписано инструкциями. На пенсию выйдет по выслуге лет с внеочередным повышением ранга, если раньше не переметнется в частные структуры. Хотя нет, не переметнется. Там нужна инициатива и волчья хватка, а вот этих двух качеств, насколько понял Арсений, у Влачека как раз не было. Что еще? Оклад и распорядок дня, как у всех. Взяток не берет по причине боязни, а не из-за врожденной порядочности.
«Не худший из нас. Но и не лучший, – подумал Арсений. – Но на отказ в возбуждении дела его так просто не купишь».
Дальше он с удивлением обнаружил в деле несколько расчерченных в клетку листков, судя по внешнему виду – из школьной тетрадки. Неровные, иногда не раз перечеркнутые строчки, с маловразумительными комментариями на полях, оказались стихами.
Я отправляюсь в дальние края.Подальше от обид и лжи, и боли.Мне кажется, что грешница-Земля,Как лист скользнула вдруг в мои ладони…Кружась как птица на краю Судьбы,В безропотной агонии средь сумерек,Сложила крылья ночь и в поступи весныНе угадать нам отзвук полнолуния.В прозрачных красках снов живет зима,Она как символ вечного безмолвия.Ликует день, ликует! – Ведь ночь всегда одна,Надев печали шаль, уходит так не вовремя.И оборотнем обернется день.В фальшивых масках суета улыбок.Я верил им… Я верил, но ты уже не верь,Чтоб разминуться с дюжиной ошибок.Арсений с удивлением перевернул лист. На другой стороне расплывалась казенная печать Центра судмедэкспертиз, чуть ниже кто-то приписал от руки: «Приложение 1 к заключению графологической экспертизы номер 1332 от 21 февраля 2005 года».
Следующая страница, подписанная «Приложение 2», была густо исчеркана с обеих сторон. Неровные стихотворные строчки наползали друг на друга, съезжали в сторону, буквы разного размера, клонились словно пьяные, то вправо, то влево. Складывалось такое впечатление, что человек, написавший их, был сам изрядно навеселе.
Или дрожал от страха.
Наполнив стакан весною, я выпил его до дна,И не заметил, как с летом споря, из облакапришла зима.Ее белокурый локон и бархатный нежный станВсю ночь простояли у окон, но к утру снег весьсъел туман.Он крался неслышной кошкой, играя в свою игру.Но солнце сложило в ладошки и снег, и туман, и зиму…Вот так, наплевав на печали, из губ вдругрождается смех —То радости, то отчаянья, то горе сулит, то успех.И нет ничего озорнее смеяться навстречу дождюИ ждать своего озаренья и верить в мечту свою.Сбивая грядущее в песни, сметая прошлого пыль.Чтоб, выбрав одну из лестниц, уже не ходитьпо другим.Стучаться в закрытые двери в надежде,что кто-то откроет.И снова молиться и верить в ту тень, что идетза тобою.Ведь тень – души твоей донце. Украшенарунами моря.Украденный вечер под солнцем. Неразлучноидущий с тобою.Вот только отчего-то плачут ивы, звезда целуетутренний восход.Лишь времени бесцелье и бессилье зачем-топродолжают свой полет…Наполнив стакан весною, я выпил его до дна…Отлеталось и отпелось, только ветер лижет звонкоПсом шкодливым и безродным перепуганные окна.А когда-то стаей птиц мимо слез людских и лиц,Мимо лета и зимы мчалось облако мечты…Мчалось, сшитым из мгновений, не отбрасывая тени.Опадало белым сном к нам сквозь кровлю городов.В онемевших пальцах струны трепетали словно души.Будто чайки над лагуной в небе появлялись лужи.Звуки плачут, звуки рвутся – в звон волныи гром прибоя.Это видели с тобою, да назад не обернуться…А теперь настало время собирать немые камни.Жить надеждою и верой – в исполнение желаний.Грустно видеть у дороги дней ушедших обелиски.И лукавят уже ноги, и конец пути уж близок…Всего листков со стихами было семь. К последнему кто-то прикрепил степлером узкую полоску бумаги, гласившую, что «обнаруженные рядом с телом погибшего гражданина Шаллека Лина Мартовича письменные документы отправлены на графологическую экспертизу с целью установления авторства».
Заключение из Центра судмедэкспертиз почти не оставило сомнений.
…при сличении представленных документов и контрольных образцов подчерка гражданина Шаллека Лина Мартовича обнаружены следующие совпадения…
…что позволяет утверждать с большой долей вероятности: все документы написаны одной и той же рукой.
Странные мысли одолевали поэта: «Я отправляюсь в дальние края…», «…выпил его до дна», «отлеталось и отпелось…», «…и конец пути уж близок». Невеселые. Не пахнет ли тут суицидом?
Акт судебно-медицинского освидетельствования был краток:
Смерть наступила в результате обширных деструктивных изменений и отказа печени, вызванного употреблением большой дозы алкоголя (факт установлен лабораторным путем). Из имеющейся амбулаторной карты гражданина Шаллека Л. М., затребованной из медицинского стационара №4 г. Троскиняй, где наблюдался гражданин Шаллек Л. М., следует, что при жизни он страдал хроническим заболеванием печени…
Дальше шла длиннющая фраза на латыни – наименование заболевания – и сокращенная выписка:
В карте имеется письменная рекомендация врача-терапевта о недопустимости употребления алкоголя. Выставленный диагноз и произведенное судебно-медицинское исследование внутренних органов умершего позволяет судить о причинной связи между установленным фактом употребления алкоголя и наступлением смерти гражданина Шаллека Л. М. вследствие имеющегося хронического заболевания.
«Все логично», – подумал Арсению, и тут же с изумлением обнаружил еще один акт, датированный тремя днями позже.
Повторным исследованием установлено отсутствие внутренних гематом, кровоизлияний и других повреждений, которые позволили бы судить об имеющихся у Л. М. Шаллека телесных повреждениях. Так же не обнаружено следов инъекций и других признаков вмешательства в жизнедеятельность организма умершего…
«Надо же! С чего это ему столько внимания? – удивился Арсений про себя. – Вроде бы не парламентарий и не таможенный чин какой-нибудь. Да, конечно, в имперские времена его имя гремело на всю страну, но сейчас его никто и не вспоминает».
Что такого нашли патологоанатомы, раз потребовалось повторная экспертиза?
Сколько он знал судебных медиков, все они были циниками. Сплошь и рядом. Причем циниками с железными желудками, способными дожевывать бутерброд рядом со вскрытым трупом.
Любая профессия накладывает свой отпечаток. Арсений вспомнил один случай, произошедший года два назад с одним из его стажеров. Молодой выпускник юридического ВУЗа заметил как-то во время выезда «на труп», что медэксперт курит одну сигарету за другой. В смысле – подряд, без всяких пауз. И поинтересовался: не боится ли тот умереть от рака легких. Услышав такое, судмед пригласил стажера поприсутствовать при вскрытии.