"Нотариус из Квакенбурга"
Шрифт:
— Ничего не поделаешь, — пожал плечами мой патрон, — такова была воля его сиятельства.
— Граф Бертрам был тяжело болен, — нервно проговорила Патриция. — Разве можно исполнять волю человека, который, возможно, не отдавал себе отчёта в том, что он делал?
За нотариуса ответил доктор:
— Как врач, я могу засвидетельствовать, что болезнь не отразилась на умственных способностях его сиятельства. Он пребывал в здравом рассудке и твёрдой памяти, когда диктовал свою волю!
— Пойдём, Себастьян, — скомандовала дочь драгунского полковника. — Нам тут делать больше нечего! Но предупреждаю, что
И, подхватив под руку мужа, властная дама вышла из столовой.
— Не сердитесь на Патрицию, месьер Мартиниус, — сказал Озрик, вздыхая. — Она, конечно, расстроена, но я постараюсь всё уладить.
— Правильно, Озрик, — поддержала брата Валерия. — Сегодня же поговори с ней.
— Но уже довольно поздно, — посмотрев в темноту за окном, возразил молодой человек, — а разговор у меня с Патрицией будет долгий и не простой.
Валерия улыбнулась.
— После такого волнения Патриция всё равно не сможет заснуть. Поэтому не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня.
— Хорошо, сестрица, — согласился Озрик и велел Вилемине, которая всё ещё здесь вертелась, передать госпоже Патриции, что он будет её ждать для очень важного разговора в кабинете покойного графа ровно в десять часов.
Тем временем, инспектор Вейш пригласил нотариуса, доктора и меня вновь собраться в курительной комнате для подведения итогов первого дня расследования.
Валерия пожелала всем спокойной ночи и ушла с Тобиасом, который на ходу начал пылко декламировать:
С дыханьем ночи иль утра,
Всегда свежа, всегда бодра,
Являлась, как по приказанью,
И исполняла все желанья.
Но ночь прошла и утро тоже,
И скучен день и всё пустое,
И снова быть хочу с тобою!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, в которой Мельхиор видит, как инспектор полиции попадает в тупик
— Ну, что же, — невнятно промычал Вейш, не выпуская изо рта трубку, опять бесцеремонно набитую превосходным табаком из графских запасов, — давайте подведём итоги. Мы должны ответить на несколько вопросов. Во-первых, мы должны получить ответ на вопрос: что же произошло с графом Бертрамом вчера вечером — смерть по нелепой неосторожности, самоубийство или убийство? Если мы установим, что это убийство, тогда перед нами встанут следующие вопросы: кто это сделал? Один это человек или несколько? Каким образом убийца это сделал и почему он это сделал? — инспектор оглядел нас, нахмурив свои густые брови. — Смерть по неосторожности в результате какой-то случайности можно отмести сразу. Слишком многое говорит против этой гипотезы. Например, откуда у графа взялся яд? Зачем ему вообще он понадобился, и куда девалась посуда, в которой это зелье находилось? Я думаю, версию о нечаянном отравлении можно исключить.
Вейш опять грозно посмотрел на нас, ожидая возражений, но мы дружно кивнули, соглашаясь с ним. Инспектор удовлетворённо выпустил пару густых клубов дыма и стал размышлять дальше:
— Теперь рассмотрим версию самоубийства. Если граф Бертрам был отравлен ядом из лаборатории Озрика, то когда же он его
— Логично, — согласился с инспектором нотариус.
Вейш молча сделал ещё несколько глубоких затяжек, закашлялся, вынул огромный носовой платок в зелёный горошек с вышитой в форме сердца надписью «Ади от Лили», высморкался, вытер выступившие слёзы и, подготовившись таким образом, заговорил снова:
— И, наконец, третья версия — убийство. По моему убеждению, несчастного графа Бертрама отравили. Отравили умышленно, безжалостно и сделал это кто-то из его домашних.
— Но кто? — задал вопрос Адам.
— Все они могут оказаться убийцами. Слуг я пока исключаю. Ничто не указывает на их причастность к преступлению. О цианиде знали Себастьян, Патриция, маленький Ники, Валерия, Таис и, конечно, сам Озрик. Вас, месьер нотариус, и вашего помощника я не подозреваю, так как не вижу никакого мотива для убийства вами вашего собственного клиента. Поэтому вас двоих я исключаю из числа подозреваемых. Пока исключаю, — со значением произнёс Вейш.
— Спасибо, инспектор, — с иронией поблагодарил мой шеф.
— Пожалуйста, — не остался в долгу Вейш и продолжил: — Так вот. Себастьян груб, вспыльчив и очень обижен на отца из-за изменения завещания. Его жена, думаю, тоже не в восторге от перспективы всю жизнь быть в зависимости от Озрика, который к тому же её бросил ради другой женщины.
— А их сын Николаус, эта spes ultima gentis·? — подал голос доктор Адам. — Мальчуган вполне мог взять яд из сейфа и налить дедушке, чтобы посмотреть, как тот мучается. Для его заболевания характерна тяга к жестокости.
Инспектор согласно кивнул и стал рассуждать дальше:
— Да и сам Озрик Де-Бург достаточно подозрителен. Крутит романы направо и налево, а у самого в подвале полно всякой отравы. Чтобы он там не говорил про свои опыты, мне он доверия не внушает. Тем более, что в результате смерти отца он получил огромное состояние. Эта гведиотка, Таис, тоже под подозрением. Знаю я таких тихонь! Гордая, замкнутая, а под внешней сдержанностью кипит раскалённая лава. Кто знает, на что готова пойти уроженка знойного юга. Кстати, надо обязательно выяснить по какой причине умер её прежний хозяин, этот Бассос.
— Но помилуйте, инспектор, какой смысл Таис убивать старого графа? — удивился нотариус.
— Откуда же я знаю? — пожал плечами Вейш. — Может быть, таким путём она хочет выйти замуж не за наследника, а за законного владетеля всего состояния Де-Бургов, а? Как вам такая версия?
— Между прочим, слово «фейдо» — имя хозяина Таис, по-гречески означает «бережливость», — блеснул не к месту эрудицией Адам.
— А что вы думаете по поводу Валерии? — поинтересовался у инспектора Мартиниус.