"Нотариус из Квакенбурга"
Шрифт:
На бледных щеках Валерии проступил румянец.
— Никакой связи не было! Озрик — наивный, пылкий юноша — едва не попал в сети опытной соблазнительницы.
— Честно говоря, ваш брат не производит впечатление наивного юноши, — саркастически заметил инспектор.
Валерия пожала плечами.
— Вы просто плохо его знаете. На самом деле Озрик очень добрый, доверчивый человек. И этим может воспользоваться какая-нибудь непорядочная особа.
— Как вы узнали об их романе?
— Заметила, как заметила бы любая женщина на моём месте. Все эти их взгляды, улыбки, перешёптывания…
— И что вы сделали?
— Я серьёзно поговорила с Озриком, и он мне пообещал, что прекратит эту мерзость. А тут ещё у отца появился новый секретарь — Таис и брат тут же увлёкся ею.
— Но я слышал, не слишком успешно?
— Ну что вы, — усмехнулась Валерия. — У них уже всё решено. Озрик сегодня мне признался, что собирается в ближайшее время просить руки Таис. Думаю, что она ему не откажет.
— Почему вы так думаете? — быстро спросилВейш.
Валерия улыбнулась ему своей милой улыбкой.
— Да потому, инспектор, что для Таис — это огромная удача — завоевать сердце одного из графов Де-Бургов. Ну, кто она такая? Сирота, бесприданница! А тут появляется возможность породниться с самым богатым и знатным родом в здешней округе. Чего же тут ломаться?
Вейш поблагодарил девушку и разрешил ей уйти.
Последним, кого инспектор пожелал допросить, был Тобиас. И хотя жених Валерии проявил горячее желание помочь полиции, толку от него оказалось мало. Учитель риторики, как оказалось, сообщить ничего важного не мог. С покойным графом он почти не встречался, никаких подозрений у него не было. А когда Тобиас попытался познакомить инспектора с одним из своих последних стихотворений, посвящённым, конечно же, своей музе Валерии, Вейш постарался поскорее от него избавиться.
Едва за любителем поэзии закрылась дверь, как в комнату вбежал Озрик Де-Бург. Он был явно чем-то взволнован. Молодой человек протянул инспектору какую-то записку и воскликнул:
— Взгляните, инспектор! Что вы на это скажите?
Мы сгрудились вокруг Вейша. В руках он держал обыкновенный листок писчей бумаги, на котором стояло всего три слова: «вас хотят убить».
— Где вы это взяли, месьер Де-Бург? — спросил Вейш, внимательно разглядывая записку.
— Она лежала на столе в моей комнате. Несколько минут назад я зашёл к себе, увидел эту записку и сразу помчался сюда, — возбуждённо ответил молодой граф.
— Обратите внимание, месьеры, — сказал инспектор, — слова не написаны пером, а вырезаны из какой-то книги и наклеены на лист.
— Причём каждое слово вырезано отдельно, — заметил мой шеф. — Это доказывает, что слова не составляли изначально единую фразу.
— А что вы нам можете рассказать о бумаге? — с иронией спросил Вейш нотариуса.
— Насчёт бумаги, я могу вам помочь, — вмешался Озрик. — Это обычная писчая бумага по три серебряных квадранта за пачку. Целая стопка такой бумаги лежит у нас в библиотеке. Кстати, там есть и клей.
— Но не проще ли было написать пером? — удивился доктор Адам, до сих пор молчавший.
— Автор этого послания не хотел, чтобы его обнаружили по почерку. Видимо,
— Но кто же мог послать мне эту записку? —спросил Озрик полицейского.
— Я думаю, тот, кто знает больше других о том, что происходит в замке, — ответил за инспектора нотариус и, многозначительно подняв палец, добавил: — А также знает о том, что ещё может произойти.
— Знать бы его имя, — хмыкнул Вейш.
Мартиниус повернулся к инспектору и спокойно произнёс:
— Возможно, в своё время вы узнаете и имя. Однако уже довольно поздно и я, с вашего позволения, инспектор, хотел бы ненадолго вернуться к своим основным обязанностям. Пора огласить завещание покойного графа Бертрама Мармадука Де-Бурга.
Аккуратно спрятав записку в папку, Вейш согласно кивнул и предложил собрать всех в столовой через полчаса. На том и порешили.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой Мельхиор слушает завещание
Через полчаса в столовой слуги зажгли свечи, все уселись и приготовились внимательно слушать. В уголке, под неодобрительными взглядами нарисованных предков, незаметно примостился инспектор со своим неизменным писарем. У дверей неподвижно застыли дворецкий Мартин и горничная Вилемина. Не было только Таис, которая осталась присмотреть за Ники.
Патриция и Валерия были одеты во всё чёрное. Мужчины также прикрепили к своим костюмам траурные ленты. Чтобы придать происходящему больше торжественности, маленький нотариус надел свой пышный наряд члена Гильдии гведских нотариусов. Чёрный бархатный колпак с красным помпоном и красными широкими полями сделал его похожим на большой мухомор. Я скромно стоял возле шефа, держа в руках текст завещания. Мерцающее пламя свечей отбрасывало отсветы на мрачные стены старинного зала, и это мелькание теней вызывало у собравшихся ощущение какой-то необъяснимой тревоги.
Как и положено по закону, Мартиниус поимённо перечислил всех присутствующих и попросил разрешения у инспектора приступить к делу. Инспектор кивнул и мой шеф, взяв у меня завещание, в полной тишине начал его читать своим высоким, надтреснутым голосом. Когда прозвучали слова о том, что вся собственность покойного графа передаётся Озрику, Патриция протестующее вскрикнула, а у Себастьяна вырвалось какое-то тихое ругательство. Видимо до сих пор они не верили, что старый граф выполнил свою угрозу. Одна Валерия сохраняла полное спокойствие. Её лицо загадочно белело в полумраке столовой. До самого конца чтения она не издала ни звука.
Озрик слушал нотариуса со смущенным видом. Ему было явно неловко перед родными, но ничего поделать он не мог. По старинному гведскому закону сын был обязан выполнить последнюю волю отца, даже если она не совпадала с его собственным мнением и желанием. Отказаться от наследства Озрик не мог и знал это.
Закончив оглашение завещания, нотариус поклонился присутствующим и замер в ожидании вопросов. Первым нарушил напряжённую тишину Себастьян:
— Подумать только, я получу наследство только после Валерии!