Новая эпоха
Шрифт:
Сычкова резко остановилась и обернулась. Увидев гневно нахмуренные брови, Вениамин торопливо сказал:
— Спокойно, юная ведьмочка. Мы договаривались об иммунитете только для Приречья, так что не дуйся. Тебе не идёт.
Марина презрительно закатила глаза и пошла дальше:
— Вырвать бы тебе язык поганый. Скажешь тоже, юная. Почти тридцать уже натикало.
— И что? Разве ж это возраст, тем более для ведьмы? Вот лет через триста да, а сейчас-то умница, красавица!
— Ага, и комсомолка. — Марина свернула направо и через несколько шагов оказалась у своего забора. Открывая калитку, со вздохом сказала: — Ладно, что с тобой разговаривать. Как на разных языках беседу ведём. Уйди, нечистый. Устала я.
Вениамин обиженно затряс пятаком и исчез, по традиции оставив после себя запах общественного туалета. Марина зашла на участок и закрылась на щеколду. Герда тут же подскочила, завертелась вокруг, замахала хвостом.
«Хозяйка! Любимая! Пахнешь. Плохо?»
Конечно, собака учуяла смесь ароматов убийства, Высших и чёрта.
«Выветрится. Не бойся. Где Софья?»
«Ушла».
Это была хорошая новость. Меньше всего колдунье сейчас хотелось с кем-то разговаривать.
Вот только и в одиночестве оставаться тоже. Поэтому Марина зашла в дом, бросила в сенцах сумку и направилась в спальню. Достала из тумбочки пенис-конденсатор, повесила на шею, рухнула на кровать и уставилась в дощатый потолок. Из глаз опять потекли слёзы.
Кто-то опустился рядом, нежно погладил по волосам.
— Бедная, сколько же ты натерпелась. Я бы упал в обморок.
Волокита всегда приходил в том образе, который требовала её душа. Всегда разный. Всегда идеально подходящий ситуации. Всегда чужой.
Хрупкий, тонкокостный блондин. Волнистые волосы почти до лопаток. На изящных пальцах нежный маникюр, на теле розовая рубашка, густо обшитая кружевами, и джинсы со стразами. Светлые брови, длинные, девичьи ресницы. Вот только глаза — ненавидящие, змеиные, остались неизменны. Впрочем, Марина давно научилась их не замечать.
— У меня был тяжёлый день. Я убила человека.
— Ты сильная. Я бы не смог.
Если с огненным змием говорить не слишком много, его ответные фразы могут попадать в цель.
Нежные пальцы оставили в покое волосы и легли на грудь.
— Не надо. Сегодня не надо. — Меньше всего женщине сейчас хотелось секса.
— Ты прекрасно умеешь владеть ситуацией и всё делаешь правильно. Я восхищаюсь тобой.
Марина всхлипнула, волокита прижался к ней и тихонько засопел в шею.
— Этот образ умеет играть на каком-нибудь инструменте?
— Я абсолютно спокоен, ведь ты можешь решить любую проблему. Ты моя защитница. — Змей достал откуда-то из-за спины скрипку и смычок.
Марина закрыла глаза. Спальню наполнила грустная мелодия.
Нечистый играл, и женщина ощущала, как с каждой нотой душе становится чуть легче.
Эпилог
Молоденькая девушка теребила подол фартука и робко переминалась с ноги на ногу. Прасковья положила в рот кусочек запеканки, прикрыла глаза и стала медленно жевать. Девушка перестала дышать.
— Неплохо, — пробормотала ведьма, — очень даже неплохо. Соли в меру, мясо нежное, овощи не переварены. Мама хорошо тебя обучила.
Повариха немного расслабилась, по крайней мере, снова задышала, но страх из глаз не ушёл — она до одури боялась хозяйки. А Прасковья принялась пробовать следующее блюдо — козий сыр. Магдалена вновь застыла в ужасе. Последние три года для хозяйки и приближённых к ней колдунов готовила мать девушки, но всё изменилось, и теперь от кулинарного таланта Магды зависела судьба всей семьи.
О сыре директор ШВИКа ничего не сказала, лишь благосклонно кивнула. Ей оставалось попробовать хлеб и кисель.
Недавно мать Магдалены заболела. Жар, расстройство стула, слабость. Вместо того чтобы обратиться к целителю, женщина продолжила работать, так как испугалась, что её отстранят от кухни, место займёт более талантливый кулинар, и семья опустится ниже по социальной лестнице — переедет из уютной комнатки в здании в уличный барак и начнёт питаться так же скудно, как и сельскохозяйственные рабочие. Повариха, сбивая температуру малиной и скрепляя живот рисовым отваром, самоотверженно готовила завтраки, обеды и ужины. В итоге главные колдуны пережили несколько неприятных дней, сражаясь с брюшным тифом, пока лекари не поняли, откуда взялась инфекция.
Прасковья оставила тарелки и мягко улыбнулась:
— Кажется, тебя Магдалена зовут?
Девушка кивнула.
— Да, вполне съедобно. Хоть это и в нарушение правил, но ты можешь остаться. Только очень прошу — не повторяй ошибок матери. Повар должен быть идеально здоров. Запомни, Магдочка — если почувствуешь недомогание — сразу к лекарям.
Девушка бухнулась на колени и зарыдала. Прасковья поморщилась:
— Ну-ну, глупая. Лишнее это. Ступай.
— Прасковья Ивановна! Вы самая лучшая! Пойду, маму и папу обрадую! — Магда поднялась и побежала к двери.
— Да, пусть порадуются. И помоги вещи собрать — на закате мы с ними попрощаемся.
Девушка ахнула и вернулась к столу:
— Но как же! Вы же говорили… Я ведь…
— Успокойся, — резко сказала ведьма. — Я говорила, что ты можешь остаться, если окажешься полезной. В порядке исключения. Обо всей семье речи не было. Закон есть закон. Впрочем, можешь отправиться в Вырай вместе с близкими.
Белая, как лист бумаги, Магдалена деревянной походкой двинулась к двери.
— Подожди. Моё сердце кровью обливается. Так и быть, твой самый младший братишка тоже может остаться.
— Прасковья Ивановна! — Зарыдала девушка. — Вы… вы так милосердны!
— Иди. Развела тут сырость. Впредь старайся контролировать эмоции, истерики на кухне ни к чему.
Едва за поварихой захлопнулась дверь, в открытое окно влетел ворон. Прасковья с ленцой махнула рукой, и птица с еле слышным стоном превратилась в молодого мужчину.
— Зачем вы её оставили, да ещё с ребёнком? Люди начнут думать, что законы можно обойти.