Новая любовь Розамунды
Шрифт:
— Вот и мы с женой стали гораздо больше времени проводить при дворе, чем на родных пустошах, — с грустью признался граф. — Нашему сыну и его жене придется учиться на собственном опыте, как управлять поместьем. Все равно в один прекрасный день оно достанется им. Том говорил мне, что у вас есть обширное владение на севере, мадам.
— Да, Фрайарсгейт, — подтвердила Розамунда. — Моих родителей и брата не стало, когда мне было три года. Тогда я и унаследовала Фрайарсгейт. Филиппа наследует его после меня. У нас есть земля, большое стадо коров и множество овец, милорд. Недавно мы с Томом затеяли новое предприятие. Хотим поставлять в Европу тонкое
— И ваша дочь унаследует это все от вас, — заключил граф.
— Да, — ответила Розамунда. — Моя средняя дочь, Бэнон, получит в наследство от Тома его Оттерли, а самая младшая моя дочка, Элизабет, получит богатое приданое. Я бы хотела выдать ее замуж за человека с титулом.
Граф Ренфри понимающе кивнул. Семейные связи в то время были очень важны.
— Мой второй сын, Джайлз… — начал он, но Розамунда решительно перебила его, понимая, к чему он клонит:
— Филиппа еще слишком молода, милорд, но все равно спасибо. Года через три, когда она подрастет, мы снова поговорим об этом — если, конечно, ваш сын все еще не будет обручен.
— Вы прекрасная мать! — с чувством произнес граф.
Вскоре они добрались до Виндзора. Благодаря предусмотрительности Тома в их распоряжении оказался целый этаж богатой гостиницы. Он даже умудрился найти пристанище для отряда охранников и предупредил их, что на время пребывания в Виндзоре они могут наниматься к другим господам, если хотят подзаработать, но с тем условием, чтобы к концу июля, когда Розамунда соберется домой, отправиться в обратный путь. Том и Розамунда почти не видели Филиппу. Девочка все время проводила со своими сверстницами, повсюду сопровождавшими королевскую чету. Днем они ездили на охоту, а часть вечера посвящали танцам и разным играм. Филиппа очень быстро освоилась при дворе.
— Ох, как же мне не хочется возвращаться во Фрайарсгейт! — призналась она однажды утром Розамунде.
— Тем не менее сейчас твое место именно там, дочка, — строго напомнила Розамунда.
— Ох, мама! Ты все еще учишь меня как маленькую, а я вовсе не маленькая! — воскликнула Филиппа.
— Тебе всего десять лет, — строго продолжала Розамунда, — и, что бы ты себе ни воображала, тебе еще нужно набраться много ума, чтобы стать взрослой.
Филиппа устало закатила глаза, а Розамунда тяжело вздохнула.
— Чем скорее мы вернемся домой, тем лучше, — сказала она, пересказывая Тому содержание этой беседы. — У Филиппы портится характер. Она стала упрямой и своевольной, чего я не замечала в ней прежде.
— Хотел бы я знать, откуда она этого набралась, — озадаченно проговорил Том.
— Когда я была в ее возрасте, мне даже в голову не пришло бы пренебрегать долгом перед семьей! — возмутилась Розамунда.
— Ничего не могу сказать, милочка, поскольку в то время мы еще не были знакомы! — попытался пошутить кузен.
— Если не веришь, спроси у Эдмунда! — рассердилась Розамунда.
— Кузина, потерпи еще несколько дней. Скоро поедем домой, — утешал ее Том. — А пока пусть девочка развлекается. Она и опомниться не успеет, как снова окажется дома, где отец Мата мигом усадит ее за уроки рядом с Бэнон и Бесси.
— И чем скорее, тем лучше, — добавила Розамунда. Почему-то разговор с Филиппой заставил ее почувствовать себя ужасно старой.
Виндзорский замок был одним из самых величественных в Англии. Он стоял на вершине холма, возвышаясь над окрестностями.
Эдуард III, родившийся в Виндзоре, очень любил это место и не жалел денег на то, чтобы придать ему величественный облик. Для кладки новых стен дворца был использован красивый серебристо-серый камень из ближайшего карьера в Бэгшоте. Эдуард IV заложил в Виндзоре большой собор, посвященный святому Георгию, но не успел завершить строительства. Его внук, Генрих VIII, уже почти закончил стройку. Он полюбил Виндзор за его леса, в которых можно было охотиться день напролет.
Хотя Розамунда по достоинству оценила мощь и величие Виндзорского замка, Гринвич нравился ей больше. В Виндзоре не было ухоженных парков и садов, в которых можно было гулять и развлекаться. Но Филиппу это не волновало. Она почти весь день проводила в седле, разъезжая повсюду с Сесилией Фицхью или находясь рядом с королевой. За день до отъезда во Фрайарсгейт Екатерина пригласила Розамунду к себе и без обиняков сообщила:
— Я хочу, чтобы Филиппу прислали ко мне, когда ей исполнится двенадцать лет. Я решила сделать ее одной из моих фрейлин. Юная Сесилия Фицхью тоже будет моей фрейлиной. Можешь не беспокоиться, я сумею позаботиться о благополучии твоей дочери, пока она будет со мной.
Розамунду не очень обрадовала монаршья милость. Филиппа с подозрительной легкостью приспособилась к придворной жизни. А если она предпочтет остаться при дворе навсегда — что станет с Фрайарсгейтом? Однако перечить королеве Розамунда не осмелилась. Сделав реверанс, она проговорила:
— Это великая честь, ваше величество, и я знаю, что Филиппа будет счастлива об этом узнать. Мне самой сообщить ей о вашем решении или это сделаете вы?
— Я уже поговорила и с ней, и с дочерью графа Ренфри, — ответила королева.
Розамунда снова сделала реверанс.
— С позволения вашего величества я бы хотела уйти к себе и заняться сборами. Завтра мы уезжаем во Фрайарсгейт.
— Как тебе неймется! — улыбнулась Екатерина. — Ты всегда любила свой дом, Розамунда. Ступай с Богом. Я буду молиться, чтобы твое путешествие было благополучным.
— А я буду молиться о вашем величестве, — ответила Розамунда и осторожно попятилась к выходу.
Когда она передала Тому свой разговор с королевой, лорд Кембридж пришел в неописуемый восторг:
— Милая, мы и мечтать не могли о такой удаче! Ты не только вернула себе дружбу королевы, но и обеспечила Филиппе место в ее свите! Это же чудесно!
Вдвоем они сидели за столом в небольшой гостиной, где им подавали обед.
— Филиппа слишком полюбила двор, и это не дает мне покоя, — призналась Розамунда. — Если она позволит вовлечь себя в придворные интриги, ей не будет никакого дела до Фрайарсгейта. Мне это не нравится, но и помешать этому я не могу.