Новая земля
Шрифт:
"Я, впрочемъ, не знаю, насколько обезпечена здсь моя жизнь", сказалъ онъ улыбаясь. "Вы разсказали моему другу, Олэ, что я былъ непослушный по отношенію къ вамъ?"
"Это еще не поздно", отвчала она.
Нтъ, она ничего не разсказывала, вдь она же не ребенокъ. И кром того, она теперь узжаетъ домой, — и конецъ всей исторіи.
Они велли извозчику остановиться и они вышли изъ экипажа; они пошли дальше по дорог и болтали, смясь и шутя; онъ просилъ ее простить ему его безразсудство прошлаго раза, но этимъ онъ не хочетъ сказать, что онъ забылъ, или что онъ въ состояніи забыть это. На видъ онъ былъ спокоенъ и
"Я люблю васъ", сознался онъ: "но я понимаю, что это безцльно! У меня осталось одно, что меня привязываетъ къ жизни, это — мое перо. Я порой буду писать къ вамъ стихи, и вы не должны на это сердиться. Во всякомъ случа, это не зависитъ ни отъ кого другого, какъ только отъ васъ". И онъ тутъ же спросилъ ее: "Вы недавно сказали, что я долженъ дать вамъ время, вы просили о времени, что вы хотли этимъ сказать? Или это были одни слова?"
"Да".
Они пошли дальше и вышли на полянку. Тогда Иргенсъ началъ говорить съ оживленіемъ о синихъ лсахъ, о холмахъ, о рабочемъ, который тамъ вдали нагибался и чинилъ заборъ. Агата была благодарна ему; она видла, что онъ длаетъ все возможное, чтобъ сдерживаться, онъ не хотлъ тревожить ее, она цнила это. Онъ сказалъ даже съ грустной улыбкой, что если бы ему не было стыдно, то онъ съ удовольствіемъ записалъ бы нсколько строкъ, которыя только что пришли ему въ голову: но пусть она не думаетъ, что это — аффектація.
И Иргенсъ записалъ нсколько строкъ.
Она заглянула черезъ плечо, хотла видть, что онъ пишетъ, наклонилась къ нему и, улыбаясь, съ любопытствомъ попросила позволенія посмотрть.
"Да, охотно! Да, это просто пустякъ, она можетъ смотрть. Ничего путнаго изъ этого не выйдетъ, пока онъ не придетъ домой и не сядетъ за столъ; тогда можетъ бытъ ему и повезетъ, если все пойдетъ хорошо. Нтъ, когда онъ не одинъ, тогда ничего изъ этого не выходить.
— Но у него нтъ ничего такого, что онъ могъ бы прочесть?
— Нтъ, ничего. Кром того, онъ никогда не читаетъ вслухъ, никогда. Еще ни одинъ человкъ этого не слыхалъ; это было противъ его принциповъ; пустъ это длаютъ другіе.
Она соглашалась съ нимъ.
"Знаете ли вы, между прочимъ", сказалъ онъ: "теперь, когда вы стояли такъ близко ко мн, почти прикасаясь ко мн головой, я просилъ васъ въ душ, остаться такъ стоять, и вотъ, почему я такъ долго уклонялся показать вамъ написанное".
"Иргенсъ", сказала она вдругъ взволнованнымъ голосомъ: "что было бы, если бъ я сказала — да?"
Пауза.
Они посмотрли другъ на друга.
"Было бы то, что… что вамъ пришлось бы сказать — нтъ — тому другому".
"Да… Но теперь это слишкомъ поздно, да, слишкомъ поздно… Объ этомъ и думать нельзя… Если это можетъ васъ утшить… Не вы одинъ смущены… я хочу сказать, вы дороги мн, но тмъ не мене…"
Къ этому отвту онъ отнесся такъ радостно. Онъ схватилъ ея руку и пожалъ ее молча съ счастливымъ взглядомъ и въ то же самое мгновеніе онъ оставилъ ее.
И такъ они шли по дорог; никогда еще они не были такъ близки другъ другу; когда они подошли къ новому забору, работникъ посмотрлъ на нихъ и снялъ шапку. Потомъ они постояли передъ какими-то воротами, посмотрли минутку другъ на друга и, не говоря ни слова, повернули обратно. Не говоря ни слова.
Они снова сли въ экипажъ. На обратномъ пути Иргенсъ въ рукахъ держалъ вс маленькіе свертки, онъ не двигался и не былъ навязчивымъ; она была тронута этой принужденной сдержанностью, у него даже руки были, волей-неволей, связаны, и когда онъ снова попросилъ со не узжать на слдующій день, она общала остаться.
Когда нужно было заплатитъ за экипажъ, онъ напрасно рылся въ своихъ карманахъ, онъ не нашелъ денегъ и долженъ былъ въ конц концовъ попросить ее заплатитъ извозчику. И она сдлала это съ благодарностью, она сама не догадалась это сдлать. Такъ досадно, у него былъ такой смущенный видъ. Она, какъ ребенокъ, радовалась тому, что могла достать деньги изъ кармана и заплатилъ за него…
На слдующій день они встртились уже утромъ. Они шли по гавани, болтали вполголоса, въ груди каждаго работало сдержанное волненіе, ихъ взоры были нжны, они смотрли другъ на друга, какъ бы лаская. А когда Иргенсъ увидалъ Гольдевина, стоявшаго на своемъ углу и подкарауливавшаго, то ни словомъ не упомянулъ о своемъ открытіи, чтобъ не тревожить ее. Онъ сказалъ только:
"Какъ досадно, что мы съ вами не простой рабочій народъ, на насъ глазютъ, нигд не оставляютъ въ поко. Не судьба мн вести никому незамтное существованіе, а это иметъ свои непріятныя стороны".
И она согласилась съ нимъ. Она вспомнила, что и рабочій вчера въ деревн стоялъ передъ нимъ съ шапкой въ рукахъ; вроятно, онъ зналъ Иргенса, — такъ далеко за городомъ знали, кто онъ такой.
Они уговорились, что вечеромъ пойдутъ въ Грандъ; такъ давно они тамъ не были; дйствительно, послднее время она такъ мало выходила. Вдругъ онъ сказалъ:
"Нтъ, пойдемте со мной, ко мн наверхъ, тамъ мы можемъ болтать спокойно и уютно".
"А разв это можно?" спросила она.
— Конечно, почему же нтъ. Средь бла дня. Они безъ всякихъ церемоній пойдутъ наверхъ. И тогда онъ всегда, всегда будетъ думать о томъ, что она была тамъ и сохранитъ это воспоминаніе навсегда.
И робкая отъ радости и страха она пошла вмст съ нимъ.
Заключеніе
I
Мильде и Грегерсенъ шли внизъ по улиц; было время обда, и они направлялись въ Грандъ. Они говорили о портрет Паульсберга, написанномъ Мильде, купленномъ теперь Національной галлереей, говорили также объ актер Норемъ, и объ одномъ изъ его коллегъ, найденномъ въ водосточной канав; о фру Ханк, о которой теперь говорилъ весь городъ, что наконецъ она развелась со своимъ мужемъ. Но разв можно было ждать что-нибудь другое? Разв она не терпла цлые четыре года тамъ, внизу, въ лавкахъ! Оба друга хотли узнать ея адресъ, чтобъ постить ее, осчастливить; она должна видть, что вс ихъ симпатіи на ея сторон. Но никто изъ нихъ не зналъ адреса.
Потомъ они заговорили о политик. А положеніе было таково, что Стортингъ разошелся по домамъ, не постановивъ окончательнаго ршенія. "Новости" измнили въ самую послднюю минуту, он отговаривались отвтственностью и несвоевременностью своихъ главнйшихъ требованій; доведя подстрекательство до высшей точки, газета, какъ всегда, вдругъ отказалась отъ своего основного мннія.
"Нтъ, чортъ возьми, что можемъ мы сдлать съ нашей воинственностью!" сказалъ Грегерсенъ о "Новостяхъ" серьезно и съ убжденіемъ: "Намъ остается только ждать".