Новеллы
Шрифт:
Кессель сказал:
— Я только хотел бы, чтобы нашим бедным пациентам от больничной кассы жилось бы так же хорошо, как здешним.
Куленбек спросил:
— Вы знаете историю преступника, который подавился рыбьей костью? Этому человеку сделали операцию, чтобы его можно было па следующее утро повесить. Таково уж наше ремесло.
Флуршюц сказал:
— Если бы все врачи воюющих сторон забастовали, войне скоро пришел бы конец.
— Ну что ж. Флуршюц, начинайте забастовку!
Флуршюц добавил:
— Все дело в том, что
Доктор Кессель вздохнул:
— О господи, мне пятьдесят шесть, так о чем же мне еще прикажете думать? Единственная радость — вечером до своей постели добраться!
Куленбек спросил:
— Хотите по рюмашке в счет армейских издержек?.. В два часа поступят еще около двадцати человек… Принимать их останетесь?
Он встал, подошел к стоявшему у окна шкафу с медикаментами, достал из него бутылку коньяка и три рюмки. Когда он стоял у окна, протянув руки к верхней полке шкафа, на свету вырисовался четкий контур его бороды, придавший всей фигуре внушительный вид.
Флуршюц сказал:
— Нас всех опустошает профессия, с которой мы связались… Да и солдатчина этому помогает и весь этот патриотизм… Никогда не возьмешь в толк, что творится за пределами твоих служебных дел.
— Врачам, слава богу, философствовать необязательно, — сказал Куленбек.
Вошла сестра милосердия Матильда. Теперь уже не по виду, а по исходившему от нее запаху казалось, что она только что вышла из ванны. А может быть, это только казалось, что она должна так пахнуть? Узкое лицо сестры Матильды с длинным носом совсем не соответствовало ее красноватым рукам прислуги.
— Господин майор медицинской службы, звонили с вокзала: транспорт прибыл.
— Ладно. Давайте-ка еще по сигаретке на дорожку… Вы с нами, сестра?
— На вокзале и так уже две сестры. Карла и Эмми.
— Тогда все в порядке… Поехали, Флуршюц!
— «Со стрелою и луком…» [12] — бесстрастно продекламировал доктор Кессель.
Сестра Матильда задержалась в дверях. Ей нравилось бывать в этом кабинете. Теперь, когда все они выходили, Флуршюц поглядел на веснушки у ее волос, уловил блеск белокожей шеи и слегка растрогался.
— До свидания, сестра, — сказал Куленбек.
— До скорого свидания, сестра, — сказал Флуршюц.
— Прощайте. С нами бог, — сказал доктор Кессель.
12
начальная строка песни Вальтера из драмы Фр. Шиллера (1759–1805) «Вильгельм Телль» (HI, I).
В операционной доктор Флуршюц осматривал культю лейтенанта Ярецки:
— Хороша, хороша, ничего не скажешь… Шеф вас на днях выпишет… Будете довольны, не так ли?.. Куда — нибудь на отдых.
— Ну, конечно, буду доволен: самое время отсюда сматываться!
— Согласен. Не то еще, не приведи господь, свихнетесь, и придется нам вас тут оставить.
— Здесь только и делаешь, что накачиваешься… Я к этому по-настоящему лишь в лазарете привык.
— А что, раньше не пили?
— Нет, никогда… То есть пил, конечно, но немножко, как все пьют… Я, знаете ли, учился в политехническом, в Брауншвейге… А вы где диплом заработали?
— В Эрлангене.
— А, ну, значит, и вы в свое время там как следует надрызгивались. В таких городках это само собой получается… А когда так вот торчишь, как здесь, старое вновь наружу прет… — Флуршюц тем временем продолжал ощупывать культю. — Глядите-ка, доктор, это сволочное место никак не хочет заживать… А что слышно насчет протеза?
— Заказан… Без протеза мы вас не отправим.
— Прекрасно. Постарайтесь тогда, чтоб его поскорее прислали… Если бы вы здесь не были заняты своей работой, вы бы тоже стали опять за галстук закладывать.
— Не знаю… Я ведь не только работой занят… А вас, Ярецки, никто ведь ни разу с книгой не видел.
— Скажите-ка, только по-честному, вы в самом деле читаете всю эту уйму книг, которые у вас в комнате по всем углам разложены?
— Да.
— Удивительно… А есть в этом смысл?
— Ни малейшего.
— Ну, вы меня успокоили… Знаете что, доктор Флуршюц?.. Я уже стою на приколе… Вы столько народу откомандировали в мир иной. Вас тут для этого и держат. Но когда знаешь, что по-настоящему убил одного — другого, тогда уж до гробовой доски никакой книги в руки не возьмешь… Такое у меня чувство… Уже со всем счеты покончены… Потому-то и войне никогда конца не будет…
— Смелый полет мысли, Ярецки! Что вы сегодня пили?
— Ничегошеньки, трезв как грудной младенец…
— Ну осмотр окончен… Самое позднее — через две недели начнем работать с протезом… Вам придется поучиться, как школьнику… Вы же собираетесь чертить…
— Да, собираюсь вроде бы, хоть и не могу себе это представить.
— А как же с АЭГ?
— Итак, значит, ученик протезной школы… Иногда мне кажется, что вы, хирурги, отхватили у меня эту штуку не потому, что этого ваша наука потребовала, а просто, так сказать, справедливости ради: из-за того, что я одному французу гранату под ноги швырнул.
Флуршюц пристально взглянул в глаза собеседника:
— Вы меня пугаете. Возьмите себя в руки, Ярецки. Следите за своими мыслями… Скажите правду, сколько вы сегодня проглотили?
— Самую малость, стоит ли об этом говорить?.. Спасибо вам за справедливость. И оперировали меня отлично… Мне теперь стало лучше, просто-таки хорошо теперь живется на этом свете, до тошноты хорошо… Со всем счеты покончены… И АЭГ меня ждет не дождется.
— Серьезно, Ярецки, вам действительно надо идти к ним на работу.