Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.
Шрифт:
К разряду привлекавшихся к допросам неарестованными следует присоединить участника собраний заговорщиков накануне 14 декабря, не состоявшего в тайных обществах, Константина Осиповича Куликовского. Из предсмертных писем-показаний А. М. Булатова стало известно, что Куликовский принимал участие в собраниях участников заговора и был осведомлен о плане переворота. Эти данные заставили Комиссию обратиться с вопросом о Куликовском к Н. А. Панову, который отрицал показание Булатова; руководители тайного общества отозвались незнанием о Куликовском. Последний был привлечен к допросу без ареста. На допросе он показал, что слышал от Панова о планах офицеров гвардии не присягать и собраться с полками на Сенатской площади, где ими будут объявлены «требования». Панов приглашал его участвовать, и Куликовский дал ему свое обещание, однако в событиях 14 декабря не участвовал [173] . Несмотря на выявленные при допросе Куликовского его осведомленность в планах 14 декабря и согласие участвовать в выступлении, он был оставлен «без внимания» и освобожден без последствий [174] . Этот случай также следует рассматривать как один из актов прощения, состоявшийся после привлечения обвиняемого к допросам, без его формального ареста.
173
Алфавит. С. 272. Ср.: ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 244.
174
Декабристы.
Помимо лиц, непосредственно вызывавшихся к допросам, к числу привлеченных к следствию без ареста следует отнести бывших участников тайных обществ, у которых было затребовано письменное объяснение. Такая форма привлечения к расследованию применялась в основном в отношении близких к императору лиц, входивших в его непосредственное окружение. Почти несомненно, что представление письменных «объяснений» в каждом случае сопровождалось и устным разговором с императором, имевшем своей целью выяснение характера отношений к тайному обществу «замешанного» лица (как это было в случае с И. Г. Бибиковым).
Сведения об участии в тайном обществе флигель-адъютанта Александра Александровича Кавелина впервые обнаружились в показаниях Трубецкого, написанных перед 19 декабря, и были повторены им же в показаниях от 23 декабря. В тот же день Кавелин дал «словесное объяснение» Николаю I [175] . Через несколько дней, 26 декабря, Кавелин представил письменное оправдание, 27 декабря его записка рассматривалась на заседании Комитета; ее было решено «приобщить к делу» [176] . В своем письменном объяснении Кавелин утверждал об исключительно благотворительной цели деятельности тайного общества, из членов которого, по его словам, он вскоре вышел. Показания арестованных свидетельствовали об определенной активности Кавелина как члена Союза благоденствия: принятии им в Союз новых членов, руководстве управой в Измайловском полку. По распоряжению императора эти показания было решено «оставить без внимания» [177] . Таким образом, Кавелин получил фактически полное прощение, обнаруженные обстоятельства были оставлены без дальнейшего исследования. Кавелин непосредственно участвовал в работе следствия и разбирал бумаги арестованных.
175
ВД. Т. I. С. 9, 32; Т. XX. С. 559.
176
ВД. Т. XVI. С. 38.
177
Алфавит. С. 261.
Другой лично близкий к новому императору человек, флигель-адъютант Василий Алексеевич Перовский, представил свою оправдательную записку императору по собственной инициативе, вслед за Кавелиным, 26 декабря [178] . Этот факт представляется неслучайным: очевидно, оба входивших в окружение Николая I офицера согласовали свои действия и позицию, выраженную в представленных показаниях. Согласно свидетельству Перовского, занятия тайного общества ограничивались благотворительностью. Он сообщал вместе с тем, что участники общества часто «говорили о правительстве», утверждая, что в собраниях не участвовал. Письмо-объяснение было принято к сведению. В распоряжение следствия поступили показания, которые свидетельствовали о присутствии Перовского на заседаниях Военного общества в Москве, где говорилось о представительном правлении. Ф. Н. Глинка показал о причастности В. А. Перовского также к деятельности Союза благоденствия, что не нашло отражения в «Алфавите» Боровкова [179] . Перовский получил полное прощение и пользовался особым доверием императора; как и Кавелин, он участвовал в разборе бумаг арестованных (в том числе членов Южного и Славянского обществ) [180] .
178
ВД. Т. XX. С. 560.
179
Там же. С. 119.
180
Уже после 27 декабря В. А. Перовский был назначен в помощь А. Х. Бенкендорфу для разбора бумаг арестованных. Именно он нашел среди бумаг участника Славянского общества И. И. Иванова стихи А. С. Пушкина (ВД. Т. XVI. С. 228, 129).
Старший брат предыдущего Лев Алексеевич Перовский был назван Трубецким в его первых показаниях, представленных до 19 декабря, а затем указан среди членов Союза благоденствия в показаниях от 23 декабря. Чуть позже М. Н. Муравьев назвал имя Перовского на первом допросе у Левашева и в ответ на особый дополнительный запрос уточнил, что имел в виду Льва Перовского. 18 января на заседании Комитета зачитывались показания о Льве Перовском Трубецкого и Муравьева, из которых вполне обнаружился факт принадлежности к тайному обществу; было решено довести об этом до сведения императора [181] . В это время Л. А. Перовский находился в Италии. Получив, вероятнее всего, от брата информацию о том, что его имя фигурирует в показаниях арестованных, он поспешил в Петербург. По прибытии, 25 февраля 1826 г., Перовский представил Николаю I «изъяснение» «в собственные руки». Сведения о рассмотрении этого документа отражены в «журнале» Комитета от 26 марта. Перовский объяснял в своем показании, что для него Союз благоденствия существовал только как «благотворительное общество», что он ничего не знал о политической направленности замыслов его основателей и вскоре отстал от общества. Познакомившись с этими показаниями, следователи пришли к заключению, что они согласны со всеми полученными данными. Лев Перовский был включен в список «отставших» членов Союза благоденствия, оставленных без внимания [182] .
181
ВД. Т. I. С. 10, 32; Т. XX. С. 370, 371; Т. XVI. С. 64.
182
ВД. Т. XVI. С. 143. Алфавит. С. 300.
Данные о принадлежности к декабристской конспирации Александра Яковлевича Мирковича следствие получило из показаний А. Ф. Бригена 17 или 18 января, отобранных на первом допросе Левашевым [183] . Оно обратилось с соответствующим запросом к важнейшим из подследственных. Из показаний Оболенского, Трубецкого, Бурцова, Павла И. Колошина и Н. М. Муравьева стало известно, что Миркович принадлежал к числу активных участников Союза благоденствия: возглавлял управу в Конном полку, принимал новых членов, на его квартире проходили собрания членов Союза [184] . Согласно воле императора, Мирковичу было приказано «письменно изложить все то, что ему было известно насчет Союза благоденствия». 1 мая 1826 г. он представил «объяснение», адресованное на имя начальника Главного штаба И. И. Дибича. Миркович пояснял, что известная ему цель тайного общества заключалась в распространении просвещения и нравственности, благотворении и оказании помощи «бедным семействам». О политической цели, согласно представленному показанию, он не знал. Показание это было рассмотрено Комитетом 6 мая, признано согласным с имеющимися показаниями о Мирковиче и принято к сведению [185] . Миркович был внесен в список 42 бывших участников Союза благоденствия, оставленных без внимания.
183
ВД. Т. XIV. С. 426.
184
ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 244. Л. 1в, 4, 5; ВД. Т. I. С. 86, 253, 316; Т. XIV. С. 427, 428.
185
ВД. Т. XX. С. 462; Т. XVI. С. 198.
Уникальный, единственный в своем роде случай, когда член тайного общества, несмотря на фактически установленное следствием участие в декабристском союзе после 1821 г., тем не менее был фактически прощен и «оставлен без внимания», представляет Владимир Дмитриевич Вольховский. Он не привлекался непосредственно к допросам, но дал, так же как и предыдущие, письменное показание. По итогам расследования дело Вольховского, очевидно, с согласия императора, было прекращено, а обвиняющие показания велено «оставить без дальнейшего действия». Это решение было сообщено Следственному комитету начальником Главного штаба И. И. Дибичем. Состоявшийся затем служебный перевод на Кавказ не был оформлен в виде административного наказания [186] .
186
О привлечении Вольховского к следствию см.: Гастфрейнд Н. В. Д. Вольховский// Гастфрейнд Н. Товарищи Пушкина по Императорскому Царскосельскому лицею. Материалы для словаря лицеистов первого выпуска. СПб., 1912. Т. 1. С. 45–50; Шадури B. C. Покровитель сосланных на Кавказ декабристов и опальных литераторов: Неизвестные материалы о лицейском друге Пушкина В. Д. Вольховском. С. 3–5; Мясоедова Н. Е. Друг Пушкина – В. Д. Вольховский. С. 175–176.
Имя Вольховского как участника тайных обществ стало известно уже из первых показаний Трубецкого, данных им до 19 декабря 1825 г., а затем вновь прозвучало в его показаниях от 23 декабря. В январе 1826 г. Вольховского назвали в своих показаниях Бурцов, Бриген, М. Муравьев-Апостол и Митьков. Особенно важно, что последние двое свидетельствовали не только об участии Вольховского в Союзе благоденствия, но и о присутствии его на собраниях тайного общества в Петербурге в 1823 г. [187] Это обстоятельство недвусмысленно указывало на принадлежность Вольховского к Северному обществу. М. Муравьев-Апостол и Митьков утверждали, что на собрании 1823 г., в котором участвовал Вольховский, речь шла о средствах достижения политической цели – введении конституции в России, на нем же избиралась руководящая «Дума» вновь учрежденного тайного общества.
187
ВД. Т. I. С. 10, 30; Т. III. С. 190, 197; Т. X. С. 189, 225.
1 февраля 1826 г. началось специальное расследование участия Вольховского в тайном обществе. От авторов полученных показаний потребовали конкретных сведений о личности Вольховского и его деятельности в тайном обществе. В своих ответах Бриген подтвердил членство Вольховского в Союзе благоденствия, Митьков – его присутствие на заседаниях участников Северного общества в 1823 г., другие также подтвердили свои показания [188] .
Между тем, в первые месяцы следствия Вольховский находился в экспедиции в Средней Азии, проводившейся по распоряжению начальника Главного штаба с целью «обозрения пространства между Каспийским и Аральским морями»; он занимался «военно-топографическим обозрением степи». Согласно воспоминаниям принимавшего участие в экспедиции офицера Генерального штаба А. О. Дюгамеля, когда в конце февраля 1826 г. ее участники вернулись в исходный пункт своего путешествия – крепость Сарайчик, их уже ожидал фельдъегерь, «имевший приказание доставить Вольховского» в Петербург, как «замешанного», согласно показаниям арестованных, в «бунте декабристов» [189] . Прибытие фельдъегеря не могло состояться без особого распоряжения о привлечении Вольховского к расследованию, отданного руководителями следствия с санкции императора. Факт существования этого распоряжения фиксируется в сопроводительном письме Оренбургского генерал-губернатора П. К. Эссена Дибичу, отправленном вместе с Вольховским в Петербург: «Во исполнение высочайшей воли, объявленной мне Вашим превосходительством по секрету от 8 января с. г. вытребованный мною из отряда полковника Берга, в Киргизской степи находившегося, Гвардейского Генерального штаба капитан Вольховский при сем с нарочным… сотником Шубиным препровождается» [190] . Но Вольховский не был арестован; фельдъегерь имел лишь приказание «доставить» его в Петербург. Очевидно, как в случае с Бурцовым и Комаровым, речь шла о привлечении Вольховского к допросам неарестованным.
188
ВД. Т. XX. С. 446–447; Т. XIV. С. 430, 432, 437.
189
Автобиография А. О. Дюгамеля // Русский архив. 1885. Кн. 1. № 2. С. 186–187. Следует исправить ошибку, вкравшуюся в комментарий к следственному делу В. Д. Вольховского: последний был доставлен в Петербург и непосредственно привлечен к процессу (неарестованным): ВД. Т. XX. С. 558.
190
Цит. по: Орлик О. В. Декабристы и внешняя политика России. М., 1984. С. 194–195. Оригинал: РГВИА. Ф. 36. Оп. 4/847. Св. 12. Д. 15. Л. 2.
В начале апреля, уже будучи в Петербурге, Вольховский через своего начальника Дибича представил письменное объяснение об участии в тайном обществе. В этом своеобразном показании он утверждал, что принадлежал только к Союзу благоденствия, который не имел никакой политической «противозаконной» цели и преследовал задачи нравственного образования его участников, благотворительности и распространения просвещения. Автор показания сопроводил эти сведения о цели и характере общества дополнительной оговоркой: «с условием ничего не делать противного правительству». Вскоре Вольховский, по его словам, отошел от общества, которое было к тому же «вовсе бездеятельно», о других тайных союзах ничего не знал. Он специально отмечал, что никаких «злоумышленных предложений» ему не делали, иначе бы он немедленно сообщил об этом начальству [191] . 6 апреля объяснение Вольховского, присланное от Дибича, было зачитано на заседании Комитета [192] . Следует отметить особо, что показание Вольховского, в котором полностью отвергалось участие в Северном обществе, было квалифицировано Комитетом как вполне согласное с имеющимися в его распоряжении данными, несмотря на то что оно входило в явное противоречие с содержанием указанных выше показаний других лиц. Следователи констатировали, что Вольховский уже внесен в список 42 «отставших» участников Союза благоденствия, «представленный» императору [193] .
191
ВД. Т. XX. С. 447.
192
ВД. Т. XVI. С. 159.
193
В окончательном варианте этого списка фамилия Вольховского отсутствует (ВД. Т. XX. С. 487–488).