Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.
Шрифт:
Новая тенденция отчетливо отразилась на изучении сведений из обширного списка членов тайных обществ, представленного Е. П. Оболенским 21 января. В той его части, что касалась Союза благоденствия, имелось значительное количество новых имен. Однако никаких распоряжений о немедленном аресте или учреждении надзора за многочисленными вновь обнаруженными участниками конспиративных организаций уже не последовало [219] .
Итак, первоначальным источником данных о составе ранних тайных обществ стали подробные показания видных деятелей декабристского союза Трубецкого, Оболенского, Пестеля, Бурцова, А. Н. Муравьева, Якушкина и некоторых других, нередко сопровождаемые обширными перечнями членов. Важнейшими с точки зрения выявления состава Союза благоденствия и других ранних тайных обществ нужно признать показания Трубецкого, Бурцова и Оболенского.
219
ВД. Т. I. С. 237–242.
Бывшие члены Союза благоденствия, по распоряжению императора не вызывавшиеся в Комитет, образовали в ходе расследования особую категорию. Они фигурируют в документах следствия в составе двух списков: сводного списка, в основу которого легли главным образом показания И. Г. Бурцова («список 22-х»), и общего списка «отставших» членов Союза благоденствия (т. н. «список 42-х членов»; в действительности к концу следствия он насчитывал 60 имен [220] ).
Особое значение для установления состава участников
220
ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 243. Л. 39–40; Д. 28. Л. 16–18 об. (ВД. Т. XX. С. 487–488).
221
Бурцов не знал фамилии офицера, указав, что он перешел из Егерского полка в Орловский пехотный полк. Эти данные указывают на А. И. Шляхтинского, впервые названного Оболенским в обширном списке от 21 января (Декабристы. С. 202; ВД. Т. I. С. 239). В дальнейшем Комитет, по всей видимости, не стал устанавливать биографические данные названного Бурцовым неизвестного офицера Егерского полка. Независимо от этого фамилия Шляхтинского перекочевала в итоговый список членов, отставших от тайных обществ (ВД. Т. XX. С. 487).
222
Впервые имя П. А. Катенина упомянул П. И. Пестель в показаниях, данных в ответ на вопросные пункты от 13 января (ВД. Т. IV. С. 101).
223
См.: ВД. Т. XX. С. 195–199; Ср.: ВД. Т. XVI. С. 257–260.
224
ВД. Т. XIX. С. 484; Т. XX. С. 541.
225
ВД. Т. I. С. 30; Т. XX. С. 438. Почти одновременно с показаниями Бурцова П. П. Трубецкой был назван в показаниях А. Н. Муравьева от 17 января (ВД. Т. III. С. 10).
Чиновники следствия пронумеровали вновь указанных лиц на оригинале показаний Бурцова, а затем составили отдельный их список для отбора показаний у подследственных. 17 января 1826 г. на заседании Комитета был оглашен список вновь обнаруженных 22 участников тайных обществ, составленный на основе показаний Бурцова. Тогда же было решено: «…как Бурцов принадлежал к обществу до 1821-го года, и о лицах, в сем списке означенных, никто другой не показывает, то спросить об них главнейших членов, оставшихся в обществе до последнего времени» [226] . Запросы Комитета с приложенными к ним списками 22 лиц, «еще никем не названных», были направлены Рылееву, Пестелю, И. Пущину, Трубецкому, Н. М. Муравьеву, Оболенскому, Краснокутскому, Корниловичу и А. Юшневскому. Ответы Муравьева и Юшневского датированы 19 января, что позволяет сделать вывод: ответные показания большинства подследственных были написаны в этот день [227] . После этого чиновниками следствия была составлена сводная таблица, в которой отразились в кратком виде ответы подследственных [228] .
226
ВД. Т. XVI. С. 63.
227
ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 243 («Справки о членах тайного общества, собранные по показанию полковника Бурцова»). Л. 26, 27 об.
228
Копия свода: ВД. Т. XVI. С. 257–260. Оригинал свода: ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 243. Л. 39–40. Оригиналы отобранных показаний: Там же. Л. 1-39.
Как и следовало ожидать, наиболее осведомленными авторами показаний явились Трубецкой, Оболенский, Н. М. Муравьев и Пестель. Именно их свидетельства в полной мере подтвердили участие в тайном союзе всех названных Бурцовым лиц. Часть подтверждающих показаний дали также И. Пущин, Рылеев. В то же время полностью неосведомленными о составе Союза благоденствия оказались Каховский и Корнилович. Еще одно опрошенное лицо, Краснокутский, будучи ранее членом Союза, в значительной степени скрыл свою информированность о составе тайного общества.
При сравнении оригинальных показаний и составленного на их основе свода обнаруживаются существенные различия. Некоторые из них позволяют сделать вывод о неполноте и неточности итогового свода. Так, в него не вошли показания Юшневского, который сообщал о принятии в тайное общество Сурнина, Чумпалова и Алимского покойным К. А. Охотниковым. Чиновники следствия прошли мимо этого показания Юшневского – вероятно потому, что последний отозвался незнанием относительно принадлежности к Союзу всех остальных значившихся в списке лиц [229] .
229
ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 243. Л. 28–28 об. В копии свода, представленной императору, показания А. П. Юшневского об этих офицерах отсутствуют (ВД. Т. XVI. С. 258–259). В оригинале свода они нашли отражение лишь частично (приведены показания только в отношении Чумпалова и Алимского); по своему внешнему виду этот текст – поздняя вставка (см.: ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 243. Л. 39 об.)
В показания и составленный на их основе свод вкрались и серьезные неточности, оказавшие влияние на ход расследования. Так, вместо названного Бурцовым Юмина в разосланных списках был указан «Юлин» (явная описка); естественно, что по этой причине опрошенные отозвались незнанием об участии незнакомого им лица в тайном обществе [230] . Бурцов первоначально показал об участии в Союзе благоденствия «профессора» Воейкова (литератора А.Ф. Воейкова), однако в разосланном при запросе списке значился просто «Воейков». В результате были получены показания не о том Воейкове, о котором показал Бурцов, а о Н. П. Воейкове [231] . Неясность с «Преображенским офицером» Голицыным также вызвала путаницу в показаниях: Оболенский, Рылеев (со слов Оболенского), Трубецкой, Н. М. Муравьев свидетельствовали о принадлежности к тайному обществу В. М. Голицына, Пестель (со слов А. В. Поджио и И. П. Шипова) – об участии в Союзе благоденствия П. А. Голицына, отставного офицера Семеновского полка [232] . Бурцов не указал, какой именно Римский-Корсаков считался членом Союза благоденствия. В поступивших ответах содержались данные сразу о двух представителях этой фамилии, и оба принадлежали к Союзу: Трубецкой и Н. М. Муравьев свидетельствовали об участии в Союзе сына литовского генерал-губернатора, бывшего офицера Семеновского полка В. А. Римского-Корсакова, а Оболенский – о Г. А. Римском-Корсакове, бывшем офицере Московского полка; оба в последние годы находились за границей [233] .
230
В результате «Юлина» не признали членом общества ни Пестель, ни Юшневский, которые, несомненно, знали об участии в Союзе Юмина (Пестель счел необходимым сообщить о майоре Юмине особо: Там же. Л. 18, 39 об.).
231
Подробнее о Н. П. Воейкове и показаниях о нем см. в главе 2.
232
ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 243. Л. 2, 5 об., 17 об., 18, 22, 39. Интересно отметить, что Пестель в своем показании сообщал, что источником его данных о П. Голицыне послужили в равной степени А. Поджио и И. Шипов, но в оригинале свода сообщалось, что он знал об этом «…по словам Поджио, а не Шипова…». Здесь видится влияние акта прощения Шипова, имевшего место в начале следствия.
233
Там же. Л. 5, 22, 25.
Все указанные Бурцовым члены (кроме А. Ф. Воейкова и безымянного офицера-егеря) были названы «отставшими» от тайных обществ, а участникам поздних обществ они оказались вовсе неизвестными. В ряде случаев отношения указанных лиц с «ныне существующим» обществом остались не до конца ясными. Причем итоговый свод содержал, как правило, более «благоприятную» информацию для вновь показанных лиц, по сравнению с оригинальными показаниями. Так, в отношении А.А. Скалона Пущин свидетельствовал: «кажется, отстал» – в своде же это свидетельство Пущина передавалось категорично: Скалон «отстал». Оболенский показал о П. П. Каверине, что он «есть член нашего общества» (т. е. существующего Северного общества. – П. И.), при этом отговариваясь незнанием насчет того, «отстал» он или нет; в своде же фиксировалось: «был в Петербургском обществе, но неизвестно, отстал ли или нет». Оболенский показал в отношении Д. А. Давыдова, что он «был, кажется, в связи с прежним обществом (Союзом благоденствия. – П. И.) …но был ли членом оного… неизвестно»; в своде же не совсем точно утверждалось, что Оболенский не знает о принадлежности Давыдова к Союзу благоденствия [234] .
234
Там же. Л. 5 об., 33, 39–40.
Свод, составленный по ответам «главных», по мнению следствия, участников тайных обществ, был заслушан 31 января на заседании Комитета; его решили представить на усмотрение императору [235] . На следующем заседании 1 февраля были оглашены высочайшие резолюции по данному вопросу, смысл которых состоял в одном: представленных в своде лиц «оставить без внимания», «пока новых на них показаний не будет», иначе говоря – пока не обнаружатся новые сведения об их участии в тайном обществе [236] . В итоге все указанные Бурцевым участники тайных обществ были признаны «давно отставшими» членами Союза благоденствия, кроме офицеров 2-й армии Чумпалова и Сурнина, которые неожиданно назывались принадлежащими к «ныне существующему» обществу, со ссылкой на показания Пестеля. Однако и по ним решение об аресте не было принято: очевидно, Комитет признал показание Пестеля недостаточным [237] .
235
ВД. Т. XVI. С. 80, 255.
236
Там же. С. 82.
237
Формулировки о Сурнине и Чумпалове стали результатом искажения показания Пестеля о том, что эти офицеры были приняты в тайное общество М. А. Фонвизиным (Пестель ссылался на самого принявшего), при этом оказалась утеряна хронологическая привязка данного факта (ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 243. Л. 18).
Таким образом, первое упоминание списка «отставших» участников Союза благоденствия и других ранних тайных обществ содержится в журнале Следственного комитета за 17 января. Список был составлен первоначально на основе показаний Бурцова и А. Н. Муравьева. И хотя в отношении подавляющего большинства были получены показания, подтверждающие их участие в тайном обществе, решение о привлечении их к расследованию, с одобрения императора, не принималось [238] .
С этого времени следствие начало выяснять главный для себя вопрос: участвовали ли впервые названные, состоявшие в Союзе благоденствия лица в последующей деятельности тайных обществ в 1822–1825 гг., в заговорах и политических планах? В то же время обращение к ведущим (по терминологии следствия, «главным») участникам поздних тайных обществ одновременно лишало расследование точных данных о действительной степени участия этих лиц в Союзе благоденствия, поскольку следователи в данном случае не обращались к осведомленным свидетелям, направляя вопросные пункты, главным образом, ведущим членам Северного и Южного обществ (Рылеев, И. Пущин, Каховский, Корнилович, Краснокутский и др.). Если проанализировать состав опрошенных, нельзя не заметить, что следствие прежде всего интересовала принадлежность к более поздним тайным обществам и, соответственно, осведомленность о заговоре, планах цареубийства, военного мятежа, покушений на цареубийство, а вовсе не особенности действительного участия в тайном обществе и даже знакомство с политическими целями. Это наглядно демонстрирует сравнительно небольшой интерес, который вызывала у следствия деятельность этих лиц в период существования Союза благоденствия. Характерно, что пункт о решении по этому списку даже не попал в докладную записку императору о заседании Комитета.
238
ВД. Т. XVI. С. 63, 80.
«Список 42-х отставших членов Союза благоденствия» впервые упоминается в журнале Следственного комитета за 15 марта 1826 г. Ранее, в феврале, при расследовании причастности к тайному обществу вновь обнаруженных участников Союза, этот список не фигурировал. Так, 24 февраля в ходе выяснения степени участия в тайном обществе В. А. Глинки, когда оказалось, что он принадлежал только к Союзу благоденствия, его отнесли «к разряду тех, кои, отстав от Союза благоденствия, в другое общество не вступали, не знали существование оного, ни в каких совещаниях не бывали, в происшествии 14 декабря не участвовали и потому вытребованы сюда не были». Показания на Глинку были приняты к сведению [239] . Следовательно, список 42-х «отставших» появился позднее.
239
ВД. Т. XVI. С. 117 (данные о принадлежности Глинки к тайному обществу собирались еще 11 января, сразу после первого показания о нем И. Н. Хотяинцева – ВД. Т. XIX. С. 34–35; Т. XX. С. 562). Вместе с тем о принадлежности Глинки к тайному обществу было сообщено главнокомандующему 1-й армией, под началом которого состоял этот офицер.