Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Ильин Павел

8. В свою очередь, появлению этих причин актов прощения и освобождения способствовал целый ряд факторов, среди которых выделяются: для лиц, по данным следствия не знавших о политических планах конспиративных организаций, – признание следствием «внешней» (просветительской) программы Союза благоденствия не входящей в «состав преступления»; для лиц, относящихся к поздним тайным обществам, – линия защиты арестованных на следствии, проведенная на устных допросах и в письменных показаниях.

9. Нужно обратить внимание на отсутствие каких-либо следственных мер в отношении прощенных по высочайшему повелению в первые дни следствия. При этом степень виновности оказывалась до конца невыясненной. В этой связи стоит отметить, что акт «высочайшего прощения» в самом начале процесса часто влиял на дальнейшее расследование. Вновь поступавшие данные, уличающие прощенное лицо, в ряде случаев не учитывались следствием.

10. Существенное влияние на благоприятный исход дела оказали в целом ряде случаев родственные

отношения. Факты свидетельствуют о том, что примеры, когда родственные связи арестованных имели определенное значение в ходе расследования и сыграли заметную роль при решении вопроса о дальнейшей участи некоторых привлеченных к делу, налицо. В таких случаях власть не стремилась довести расследование обстоятельств вины до конца столь же последовательно, как это было в отношении лиц, не связанных с близкими к ней семейными кланами. Этот вывод – не просто наблюдение, а результат анализа следственной деятельности относительно целой группы лиц, которые могли рассчитывать на смягчение участи в результате ходатайств влиятельных родственников [312] .

312

Та же картина наблюдается в отношении некоторых подследственных, признанных невиновными (см. главу 2).

11. Отсутствие большого количества уличающих данных имеет под собой два существенно важных основания. Первое из них образует проблему периферии тайного общества, т. е. его участников, имевших конспиративные связи с одним-двумя лицами и не полностью осведомленных о политических намерениях руководства тайного общества. Второе основание можно охарактеризовать как проблему тактики защиты декабристов на следствии. Последовательно и умело проведенное отрицание уличающих данных в ряде случаев (А. В. Семенов, М. Н. Муравьев) позволяло избежать выдвижения обвинения по ряду опасных «пунктов» и выйти из опасный зоны ответственности.

12. Не следует забывать, что «высочайшее прощение» в подавляющем большинстве случаев следовало, как правило, когда «вина», вскрытая расследованием по делу, была в глазах власти не столь велика. Если следствие не обнаруживало данных о причастности к воинскому мятежу, планам покушения на императора и к другим тяжким преступлениям, – лишь в этом случае арестованные могли рассчитывать на снисхождение или «прощение» императора. Исключения из этого правила крайне немногочисленны. Для обнаруживших значительную «вину» участников тайных обществ и военных выступлений никакого снисхождения и облегчения участи не последовало. Все это говорит, конечно, о том, что Николай Павлович не считал для себя возможным воспользоваться правом прощения или смягчения участи тяжко виновных.

13. Исследование практики освобождения от наказания на процессе декабристов заставляет внести некоторые коррективы в распространенное мнение о том, что император обладал неограниченным правом на безоговорочное решение участи привлеченных к следствию лиц, в том числе – на их помилование. Представление о том, что Николай I «мог кого угодно из привлеченных к следствию помиловать…» [313] , требует определенных поправок: «состав преступления» значительной части освобожденных от наказания был недостаточен для предания их суду в рамках сформированной в ходе следствия системы обвинения. В особенности это относится к участникам тайных обществ до 1821 г. (принадлежность к ним, по решению верховной власти, в целом не преследовалась). Что же касается членов тайных обществ после 1821 г. и участников военных выступлений, то их число среди освобожденных от наказания сравнительно невелико. Освобождение от наказания этих лиц, действительно, было часто связано с теми или иными посторонними для следствия обстоятельствами: личной волей императора, заступничеством влиятельных лиц и, во многом, также позицией защиты, занятой обвиняемым при первом допросе (А. А. Суворов) или на следствии (А. В. Семенов).

313

Федоров В. А. «Своей судьбой гордимся мы»… С. 107.

Исследователь располагает единичными случаями, когда были прощены лица, обвиняемые по главным пунктам обвинения (цареубийство и «бунт» против власти). Все это говорит о тех или иных ограничениях, которые налагались в условиях процесса, рассматривавшего дело о государственных преступлениях, на принадлежащее императору право помилования.

Заметим, что если следствие обнаруживало участие того или иного лица из числа освобожденных от следствия в наиболее «криминальных» эпизодах «дела» (преступления «по первым двум пунктам»), то возникал вопрос о новом привлечении к ответственности. Об этом говорят случаи повторного ареста Ф. Н. Глинки, П. Х. Граббе, Д. И. Завалишина, А. А. Добринского, – первоначально прощенных императором лиц, которые затем были наказаны. Об этом же свидетельствует факт специального расследования в отношении участников Петербургских собраний 1820 г. (И.

А. Долгорукова, И. П. Шилова, Ф. П. Толстого) уже после решения о непривлечении их к ответственности. Таким образом, следствие не могло пройти мимо обвиняющих показаний, и в этом случае император был вынужден согласиться с новым привлечением к следствию уже прощенных лиц и упоминанием их в итоговых документах расследования.

В категорию ненаказанных декабристов вошли видные участники ранних тайных обществ: Петр И. Колошин, М. Н. Муравьев, П. П. Лопухин, И. А. Долгоруков, И. П. Шипов, Ф. П. Толстой. Все они занимали руководящее положение в Союзе благоденствия, принимали участие в разработке уставных документов, в обсуждении принципиальных программных вопросов. К ним примыкают руководители управ Союза благоденствия А. В. Семенов и Н. И. Кутузов. Среди ненаказанных членов тайных обществ почти нет значимых фигур из числа участников Северного и Южного обществ: в основном это те, членство которых в поздних обществах не было полностью доказано следствием (А. В. Семенов, Ф. Г. Кальм), либо не обнаружившие деятельного участия в тайных обществах после 1821 г. (В. Д. Вольховский, И. П. Шипов); некоторые из них оказали крупные услуги императору 14 декабря и пользовались его доверием (А. Ф. Моллер) [314] . В число привлекавшихся к расследованию заочно вошли руководители управ Союза благоденствия А. А. Кавелин, А. Я. Миркович, руководитель Военного общества П. А Катенин. Были прощены некоторые участники открытых выступлений – конноартиллеристы и большая группа офицеров, осведомленных о заговоре и соглашавшихся сопротивляться присяге.

314

В. Д. Вольховский официально не был репрессирован, но переведен в 1826 г. в Кавказский корпус (без указания на административное наказание); по заключению следствия, собранные обвинительные данные оставлены «без дальнейшего действия» (Алфавит. С. 235). Его случай, как и случай А. Н. Тулубьева (отставка в январе 1826 г.), – пограничный между освобождением от наказания и репрессивным актом несудебного характера; это фактически состоявшееся (но официально не декларированное) наказание.

Глава 2

«Не считать прикосновенным…»

Участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг., оправданные на следственном процессе

Вопрос о декабристах, оправданных на следствии, в историографии

Начавшийся после подавления выступления 14 декабря 1825 г. следственный процесс с первых своих шагов обнаружил существование «злоумышленных тайных обществ», преследовавших цель изменения государственного строя и стремившихся к этой цели путем вооруженного «бунта». Расследование приобрело характер процесса по обвинению в государственных преступлениях, главным содержанием расследования стало установление степени участия каждого из привлеченных к следствию лиц в «антигосударственной деятельности» вновь обнаруженных тайных обществ, а также степени его осведомленности о планах военного переворота.

В условиях, когда по подозрению в участии в тайных обществах были привлечены сотни человек, руководители расследования так или иначе оказались перед необходимостью выстраивать определенную иерархию реконструируемых связей и отношений, где то или иное лицо играло разные роли – главным образом, на основе содержания полученных показаний.

Первые сведения о характере и направлении начатого расследования появились в печати уже в конце декабря 1825 г. – начале января 1826 г. Из них вытекало с полной определенностью, что главным направлением процесса стало подведение фактов деятельности тайных обществ под основные обвиняющие статьи государственных преступлений – «против жизни и власти государя» и замыслы «военного мятежа». Для наблюдательного современника стало вполне очевидным, что основным обвинением, предъявляемым подследственным, могла быть принадлежность к тайному обществу, знание его «сокровенной» цели. Факт участия в этом обществе и знание его цели и стремилось установить следствие. Поскольку такого рода цель и замыслы объявлялись главной движущей силой развития «злоумышленных тайных обществ», то сама принадлежность к тайному обществу, а точнее – знание его цели и ближайших намерений, служили основанием для признания виновности привлеченного к следствию лица.

Направленность следствия дает основание для гипотетического предположения, что именно по этому вопросу проходило главное противостояние между следователями, допрашивающими, с одной стороны, и обвиняемым («заподозренным»), с другой. Для большого числа лиц, привлеченных к процессу, осведомленных из первых официальных сообщений о следствии, либо уже из содержания первого допроса, что главный предмет интереса следствия составляло участие в тайном обществе и знание его «политической цели», – вопрос этот являлся важнейшим рубежом, вокруг которого строилась собственная линия защиты. Разумеется, безоговорочно уличенные имели другие задачи: показать себя неактивным, неосведомленным, пассивным участником деятельности тайного общества, малозначащим и, следовательно, подлежащим меньшей ответственности.