Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого

Радов Константин М.

— Увидим. Пока стали на якорь против оконечности Долгой косы. Там ширина моря верст двадцать, не считая окраинных мелей. С верхушки мачты Европу и Азию разом видно. Коли хотят нас блокировать при донских устьях — позиция хорошая.

— А испытать на прочность не захотят?

— Думаю, попробуют. Когда, где и как — угадать не берусь.

Турки устраивались близ русских берегов по-хозяйски, с бесцеремонной наглостью сильного. Корабли стояли на глубокой воде (для здешних мест глубокой, в четыре сажени). Меньшие суда шныряли в заливе, чуть не заглядывая в самый порт. При полностью укомплектованных командах, врагов должно быть девять с половиной тысяч: довольно, чтобы отказаться от посылки

войск в сторону Перекопа. Скорее надлежало самим готовиться к отражению атаки. Соединенной, с моря и суши — если крымским беям хватит на то государственного разума.

Ответить на неприятельский вызов вице-адмирал не мог, имея оснащенными лишь новопостроенные прамы да пять кораблей, и уступая по числу орудий чуть не вдвое. Зато в другом он обладал преимуществом. Дело в том, что мистер Козенц, долгие годы напрягавший свой немалый талант для приспособления морской архитектуры к условиям "меотийского болота", кое-чего добился. Его творения были плохи на ходу и не слишком остойчивы — зато шестидесятипушечникам хватало одиннадцати футов глубины, а самым малым (и самым многочисленным в Азовском флоте) кораблям о сорока восьми пушках — даже десяти. Это против обычных в Англии семнадцати! Стоило судам под Андреевским флагом выбраться из гавани, блудливые красавицы-шебеки укрылись под защитой линейной эскадры. Ее грозное и неторопливое встречное движение, в свою очередь, обратило наших к ретираде. Морские силы заняли позиции по обе стороны незримой, но прочной границы, отвечающей форме дна.

К западу от устья Кальмиуса есть несколько участков, где корабли способны подойти к берегу на пушечный выстрел. Негодность их для вражеской высадки относительная: при условии грамотной обороны. Следующие недели ушли у меня на строение береговых батарей и редутов для прикрывающей оные пехоты. Весенние работы в поле закончились, ландмилиция стояла под ружьем. Оставив половину для защиты линии, прочих собрал в полевой лагерь близ побережья и устроил такие экзерциции, что люди мечтали о турецком десанте, как об избавлении. Я тоже предпочел бы неопределенности бой, не имея сомнений в своей победе. Но оттоманский паша был осторожен: делал демонстрации малыми силами, а при сопротивлении не упорствовал.

Противостояние все больше обращалось в испытание крепости нерв. Расположившись в узости Азовского моря, турки достигали сразу двух целей: запирали русский флот и сковывали сильный пехотный корпус. Отличный ход, достойный бывшего адмиралтейского лорда.

— Дался тебе его стратегический ум. — Успокаивал Змаевич. — Если это Станьян, заранее скажу, в чем он просчитался. Турки не англичане, чтобы по многу месяцев болтаться в море. Соскучатся и начнут бунтовать.

— А если будут корабли по очереди в Керчь отпускать? Сможем атаковать хотя бы ослабленную эскадру? Кстати, кто у них главный — так и не узнал?

— Ни одной лодки взять не удается, и с Крымом сообщения нет. Известно, что капудан-паша Каймак Мустафа нас не почтил своим присутствием. Он скорее царедворец, чем воин: потомок знаменитого Кара-Мустафы по женской линии, а нынешнему великому визирю — зять. Город покидать не любит…

Вице-адмирал не зря прожил в Константинополе два или три года: его суждения о турецких сановниках звучали как-то по-домашнему, с пониманием. А выдержке Матвея Христофоровича стоило позавидовать. В самом деле, зачем спешить? Еще четыре корабля в тимберовке, из них два — почти готовы. На море затяжка времени — в нашу пользу.

Касательно войны на суше я бы такого не сказал. Пока мы с Голицыным бездействуем, султанские армии в Персии идут вперед, прибирают ближние провинции. В нынешнюю кампанию могут к Каспию выйти. Как тогда оправдаться перед государем?

Кому

иному бездействие простят. Мне — нет. Царь вернул опального генерала в службу на одном невысказанном условии. Воевать, как другие не могут. Иначе… Люди — всего лишь инструменты в его руках, при равных достоинствах он выберет менее занозистый.

Угрозу "снять головы" в устах Петра надо понимать буквально — хотя возможно сие лишь в случае прямой конфузии. Если ни победы, ни поражения — отстранит и выгонит из России. А что я без нее? Нет, по миру, конечно, не пойду. Кое-что оторву из собственности: небольшой заводик, пару-тройку корабликов… Тьфу, убожество! Таких нищебродов в Европе тысячи. С мечтами влиять на мировые судьбы придется распрощаться.

Беспокойство усугубляла пропажа минной команды, отправленной с Балтийского флота — в числе семи душ, во главе с Кондратом Екимовым, за "Померанию" произведенным в унтер-лейтенанты. Самые черные предположения о кознях врагов бродили в моем уме, пока происшествие не разъяснилось. Проезжая Москву, минеры забуянили в кабаке и крепко подрались с унимавшими их полицейскими чинами. Вице-губернатор Воейков отправил дебошанов в гарнизонную тюрьму. Только по письму самого Апраксина выпустил, ограничившись наказанием на теле.

— Пьянь и срань! Задницы содомские! — Отводил я душу, когда моряки прибыли наконец в Азов. — Драть бы вас, пока шкуры не полопаются, как на немецкой жареной колбасе! Война идет, а вы в тылу водку хлещете: что с такими ворами делать?!

— Виноваты, Ваше Превосходительство! Отслужим.

— Сколько за драку Иван Лукич кнутов присудил?

— Немилосердный он человек, господин генерал: по двадцать пять каждому…

— Пожалел, видно… Я по пятьдесят назначу. С отсрочкой до окончания кампании. А на службу вашу — посмотрим. Может, кому и скостим.

В заброшенной турецкой фортеции на донском рукаве давно уже были собраны морские артиллеристы для обучения минному делу. Но учеба шла плохо. Если честно — никак не шла, потому что мне было некогда заняться, а больше, до приезда екимовской команды, некому. Зато рулевые гребных судов не теряли времени даром, привыкая сохранять строй и маневрировать ночью, в полной темноте. Опытные штурманы на ведущих флотилию стругах держали курс по звездам, компасу и лоту, прочие ориентировались на зажженные ими потайные фонари, кои светят только в одну сторону. Для сохранения тайны, смысл ночных экзерциций намеренно затемнили: дескать, учимся прокрадываться мимо турок. Минная атака линейных кораблей — идея на один раз, понятно любому. Простейших защитных мер достаточно, чтобы ей воспрепятствовать. Предательство или неосторожная болтовня могли погубить всё.

Сохранять хладнокровие с каждым днем становилось все труднее. Хотелось боя — но мелкие стычки с ногайскими наездниками не стоили внимания даже полковников. Главные неприятельские усилия направлялись против Голицына. Однако и там войска не пришли еще в столкновение: сераскир Сулейман-паша расположился в Бендерах, навел мосты, устроил предмостные укрепления — но далее не шел. Молдаванский ренегат Колчак, в крещении бывший Ильей, а после обрезания ставший Хусейном, командовал гарнизоном Хотина и посланными ему в поддержку отрядами капыкулу. Пока русские обозы и артиллерия переползали пороги, турки успели Очаков укрепить, гарнизон — пополнить, а в лимане сосредоточить гребной флот, далеко превосходящий наш. Начинать осаду столь мощной крепости, когда в полутора сотнях верст находится сильнейшая неприятельская армия, противоречит начальным правилам военного искусства. Помочь князю Михаилу Михайловичу я ничем не мог, ибо главная нехватка днепровского корпуса заключалась не в солдатах, а в провианте. Подкрепления только ухудшили бы дело.