Новые горизонты
Шрифт:
Барышни-продавщицы еле успевают обслуживать клиентов. Заказы сыплются со всех сторон — на суп англез, на парижский пирог в мороженом, на кексы и пломбир. М-да-а, много чего здесь есть поесть, но, к сожалению, нет моего любимого эскимо, нет мороженого крем-брюле, нет ирисок, нет ни молочного, ни белого шоколада, да и восточных сладостей маловато. Зато продаются разукрашенные ёлки. По словам поручика, они лишь в кондитерских и продаются, ведь украшения на них сейчас сплошь фрукты да конфеты. Хотя, конечно, стоит этот ёлочный натюрморт дороговато, в зависимости от размера ёлки за него берут от двадцати до двухсот рублей.
Естественно, почти всё, что мы видели в кондитерских, было опробовано нами в кафешках, девчонки даже объелись с непривычки. И по результатам этой дегустации мы на обратном пути закупили себе наиболее понравившиеся вкусности. Вечером пиршество продолжится дома.
Пока гуляли, меня заинтересовало большое количество малолетних нищих на Невском проспекте, лет этак от шести и до двенадцати. Несколько раз наша компания встречала их в магазинах, где они подаяние выпрашивали, причём все одинаково. Встают у двери и плаксивым голосом произносят: "Кушать хочется". Затем, если никто не обращает внимания, ещё более плаксиво добавляют: "Мама больна лежит. Дома и чёрного хлебца нет!". Эти две фразы мы слышали три раза, ну прям как под копирку произнесённые.
Первого такого бедолагу Машка со Светланой попытались накормить, но он от еды отказался и попросил денег. Прикольно так вышло: не нужна, мол, мне ваша буханка хлеба, вы лучше деньжат подкиньте, я сам куплю. Пока я и девчонки на него растерянно пялились, вовремя подошедший поручик объяснил, в чём дело. Оказалось, вся эта детвора работает на одного хозяина-жулика, содержащего целую артель малолетних попрошаек. Дети набираются от родителей за плату и потом таким вот образом отрабатывают своё пропитание. Ну и, разумеется, хозяину без надобности продукты от сердобольных граждан, ему требуются деньги, и только деньги.
И таких хозяев в Питере, говорят, сейчас много, каждый из них застолбил себе (и на криминальном, и на низовом полицейском уровне) какой-либо район города или просто улицу и, пользуясь жалостливостью окружающих, имеет с "приватизированного" местечка определённый доход.
Что ж, берём это на заметку. Надо будет вождя "пионеров" предупредить, как приедет, об этаком забавном положении дел, пусть присмотрится к ребятам из этих артелей. Им всё равно, от кого деньги получать, а для нас они могут быть ценными источниками информации.
Погуляв ещё пару часиков, мы, весёлые и довольные, вернулись домой. Софа с графом встретили нас улыбками. И кажется, в их отношениях наметился прогресс. Вон как губы у нашей красавицы покраснели и припухли! У-у-у, а глазки-то как сияют! Похоже, ручки питерского садовода-любителя наконец-то добрались до сочной сибирской ягодки. Ох уж этот Ростовцев! Всё скромником прикидывался, даже дышать в сторону Софочки боялся. Ну да, впрочем, и слава богу, что у них дело на лад пошло. Я уж, если честно, немного побаиваться начал, что Михаил Яковлевич со своим чересчур трепетным обращением невесту до свадьбы так и не поцелует.
Сняв верхнюю одежду и с гомоном ввалившись в гостиную, вся наша вдоволь нагулявшаяся команда, выгрузив на стол принесённые вкусности, села и с наслаждением вытянула уставшие ноги. Я огляделся. Эх-х, а мне начинает нравиться наше новое жильё. Уютно здесь. Газовые светильники в квартире притушены, комнаты окутывает лёгкий полумрак. Потрескивает печка, в углу гостиной сверкает украшениями ёлка, пахнет хвоей и мастикой от натёртых полов. И да, я рад, что в ближайшее время это будет наш дом. Господи, да тут даже водопровод есть! Цивилизация, однако!
За чаем обсудили планы совместных развлечений на праздничные дни. Ростовцев предложил сходить на водевиль, на Михайловской французской сцене в начале следующей недели будет дебютировать известный французский комик господин Сент Фуа. Все согласились с этим предложением — надо взглянуть на современную французскую комедию. А мне так надо ещё и сравнить её с тем, что я видел в веке двадцать первом. Вяземский вычитал в газете, что в Императорской Академии художеств открывается выставка картин профессора Айвазовского. Опять все пожелали её посетить.
Так и провели мы этот вечерок, строя планы и делясь весёлыми историями. Мне, кстати, особенно понравился один рассказ поручика. Он поведал нам, как два года назад ездил в Японию. Описал суровую жизнь тамошнего населения и их довольно жёсткие нравы, а после, для контраста, зачитал статью из питерской газеты "Новое время", которую прислал побывавший в Японии европейский путешественник. Так вот, в ней автор упрекает японцев за распутство и хождение мужчин в женских одеждах (надо понимать, это он о японских кимоно так отозвался). А дальше писака делает "логический" вывод из увиденного: японцы "женоподобны во всех отношениях", а Япония вообще "дом терпимости Китая"28.
Ох, как сильно развеселили меня эти дилетантские выводы. Я-то знаю: пройдёт совсем немного времени, и "дом терпимости" начнёт гонять китайцев и в хвост и в гриву. Даже Вяземский, прожив в Японии не более двух месяцев, понимает, что у страны восходящего солнца большое будущее. Ну, ничего не поделаешь, люди не меняются. Что в будущем, что сейчас горе-корреспонденты всегда находятся.
В субботу я пришёл к Путиловым на обед. И Николай Иванович, и Екатерина Ивановна встретили меня радушно. Если не считать прислугу, они находились дома одни, и это порадовало, ведь Александр Патрушев был знаком с Екатериной Ивановной, а я, естественно, нет. Присутствуй здесь ещё дамы, мог бы случиться неприятный конфуз во время взаимных приветствий. Нехорошо получилось бы, не узнай я хозяйку дома.
Меня сразу же усадили за обеденный стол, и, пока служанка его накрывала, я был буквально засыпан самыми разнообразными вопросами: как здоровье, как доехал, какие планы, собираюсь ли в ближайшее время поехать в родовое имение проведать тёток, и, вообще, кто этот граф Ростовцев, у которого я проживаю, и не хочу ли переехать к ним?
Пришлось обстоятельно обо всём рассказывать. Хорошо хоть, потом поесть дали нормально, не особо отвлекая, но за чаем дружеский "допрос" продолжился. Тут уж и о жизни в Красноярске разговор зашёл, и о старшем Патрушеве вспомнили. Как мог, изобразил скорбную физиономию. О кончине "отца" говорил кратко. Я, правда, и знал-то лишь то, что он угорел якобы по недосмотру крестьян, присматривающих за домом (на самом деле городничий Канска подозревал в этом подручных купца Потешко).