Новые Миры Айзека Азимова. Том 5
Шрифт:
— А вы подумали о психологическом воздействии Черной Смерти? Вы подумали о том, какая поднимется паника?
— Ничего, перетопчутся, — бросил секретарь, сидевший в конце стола. — Для них это будет хорошим уроком.
— Мы объявим об открытии противоядия, — пожав плечами, сказал Аффер. — Сделаем поголовные прививки в районах, не подлежащих прореживанию. Доктор Родман, мир отчаянно болен и нуждается в отчаянных средствах. Человечество стоит на краю чудовищной гибели, поэтому не пытайтесь оспорить единственный способ, каким его можно спасти.
— В том-то все и дело. Действительно ли это единственный
Родман прервался, так как в конференц-зал вкатили столик с подносами.
— Я решил, что нам не помешает немного подкрепиться, — сказал доктор. — Может, заключим на время перемирие?
Он потянулся за бутербродом и, прихлебывая из чашечки кофе, заметил:
— Мы обсуждаем величайшее массовое убийство в истории, но сами при том питаемся отменно.
Аффер критическим взором оглядел свой наполовину недоеденный бутерброд.
— И это вы называете отменной едой? Яичный салат на кусочке белого хлеба сомнительной свежести — это не Бог весть что, и я бы на вашем месте сменил магазин, поставляющий кофе. — Он вздохнул. — Но в мире голода грешно выбрасывать еду.
И он прикончил свой бутерброд.
Родман обвел взглядом остальных и взял последний бутерброд, оставшийся на подносе.
— Я думал, обсуждаемая нами тема хоть кого-то из вас лишит аппетита, но, как видно, ошибся. Все вы поели.
— Включая вас, — огрызнулся Аффер. — Вы до сих пор жуете.
— Да, верно, — согласился Родман, медленно работая челюстями. — Кстати, примите мои извинения за сомнительную свежесть хлеба. Я сам готовил бутерброды прошлым вечером, так что им уже четырнадцать часов.
— Вы сами делали бутерброды? — изумился Аффер.
— Ну да. Я должен был убедиться, что все они инфицированы липопротеином.
— Что вы такое несете?
— Господа, вы утверждаете, будто необходимо убить некоторых, чтобы спасти остальных. Возможно, вы правы. Вы меня убедили. Но чтобы мы как следует представили себе то, что намереваемся сделать, необходимо провести эксперимент на самих себе. Я произвел небольшой опытный отсев с помощью вот этих бутербродов.
Несколько чиновников повскакивали с мест.
— Мы отравлены? — выдохнул секретарь.
— Ну, не все, — сказал Родман. — К сожалению, ваша биохимия мне неизвестна, поэтому я не могу гарантировать семидесятипроцентного уровня смертности, о котором вы так мечтали.
Они глядели на него, оцепенев от ужаса, и доктор Родман опустил глаза.
— Однако весьма вероятно, что в течение следующей недели двое или трое из вас умрут. Вам нужно просто подождать, чтобы выяснить, кто это будет. Никаких противоядий не существует, но вы не волнуйтесь. Смерть будет безболезненной. «Перст Господень», как выразился один из вас. Надеюсь, уцелевшим это послужит хорошим уроком, как сказал еще один из вас. Те, кто останется в живых, возможно, изменят свои взгляды на отсев.
— Вы блефуете, — заявил Аффер. — Вы сами тоже ели бутерброды.
— Конечно, ел, — сказал Родман. — Я подобрал липопротеины к своей собственной биохимии, так что жить мне осталось недолго. — Он прикрыл глаза. — Вам придется продолжать без меня — тем, кто выживет, разумеется.
Когда святые маршируют
Marching In
Когда святые маршируют
Раньше научную фантастику писали для научно-фантастических журналов. Джон Кэмпбелл как-то даже в шутку определил этот не поддающийся определению жанр следующим образом: «Научная фантастика есть то, что покупают издатели научной фантастики».
Но в наше время ее покупают все кому не лень, и я уже не удивляюсь предложениям, исходящим из самых неожиданных источников. Так, летом 1975 года журнал «Хай Фиделити» предложил мне написать научно-фантастический рассказ примерно в 2500 слов, действие которого происходило бы через двадцать пять лет и имело бы отношение к звукозаписи.
Меня заинтриговала узость предлагаемых рамок, весьма похожая на вызов. Я, естественно, объяснил редактору, что ничего не смыслю в музыке и звукозаписи, но он нетерпеливо отмахнулся, заявив, что это несущественно. Я начал писать рассказ восемнадцатого сентября 1975 года. Редактор предложил несколько поправок, ликвидирующих мою музыкальную безграмотность, и рассказ появился в апрельском выпуске журнала за 1976 год.
Джером Бишоп, композитор и тромбонист, никогда раньше не бывал в психиатрической больнице. Он вполне готов был допустить, что может когда-нибудь попасть туда в качестве пациента (а кто не может?), но ему и в голову не приходило, что его пригласят как консультанта по вопросу о психическом расстройстве. Как консультанта!
Он сидел там в году 2001-м, когда мир был в ужасающем состоянии, хотя и (как утверждали) начинал понемногу оправляться, а потом встал, приветствуя вошедшую женщину средних лет. Волосы ее были тронуты сединой, и Бишоп с благодарностью подумал о собственной пышной и совершенно черной шевелюре.
— Вы мистер Бишоп? — спросила женщина.
— По крайней мере был с утра. Она протянула руку:
— Я доктор Крей.
Он пожал ей руку и пошел следом, стараясь не поддаваться унынию, навеваемому казенными бежевыми халатами, в которые были облачены все, кто встречался им на пути.
Доктор Крей поднесла к губам палец и указала композитору на кресло. Нажав на кнопку, она выключила свет. В темной комнате ярко осветилось окно, выходящее в соседнее помещение. Бишоп увидел в окошке женщину в кресле вроде зубоврачебного с откинутой назад спинкой. Уйма гибких проводов отходила от ее головы, а за ней от одной оконной рамы до другой тянулся узкий луч света, и чуть более широкая полоска бумаги ползла, раскручиваясь, вверх.
Свет в комнате зажегся снова; вид за окошком померк.
— Знаете, чем мы там занимаемся? — спросила доктор Крей.
— Записываете энцефалограмму. Это всего лишь догадка, конечно.
— Правильная догадка. Записываем. И это лазерная запись. Вы знаете, как работает лазер?
— Мою музыку тоже записывает лазер, — сказал Бишоп, закинув ногу на ногу, — но это не означает, будто я знаю, как он работает. Такие вещи знают инженеры… Послушайте, док, если вы думаете, что я инженер, то вы ошибаетесь.