Новый центр
Шрифт:
Документ 8
Портрет главаря хунты (из рабочих материалов историка Утты Велькамп, запись от 14 апреля 2027 года)
Позже в ходу была теория, согласно которой путч явился неожиданностью и для самого Генерала. Точно известно, что он не принадлежал к его движущим силам, а был выдвинут в качестве парадной фигуры руководящей тройкой — генералом фон Марховом, генералом Плессингером и майором Грошем, они-то и сделали его главарем хунты. Генералы осуществляют государственные перевороты, разумеется, с помощью интриг в Генеральном штабе. Соответственно, путч прошел почти бескровно. Ликвидировать пришлось только канцлера Вольфа и его личного референта Бруно Брайтенбаха, потому что оба, по мнению тройки, представляли опасность. Убийство было позже представлено как несчастный случай, как ошибка при передаче приказов. Исполнители были наказаны (понижены по службе), их вывели как из политической, так и из военной игры. Прочим членам прежнего правительства и подчинявшегося им аппарата, если в них не было нужды, разрешено было покинуть страну и забрать с собой личные сбережения.
Хунте было ясно, что для представительских целей во главе нужна фигура приятная, располагающая. Время агрессивно-кровавых захватов власти миновало. Хотя немедленно
Тройка единогласно сошлась на кандидатуре генерала Роткирха по следующим причинам:
— «Человеческое лицо». Генерал еще до путча был самым любимым официальным представителем армии в ситуациях работы с общественностью (дни открытых дверей на федеральном уровне и т. п.). Взгляд: приветливый, слегка заискивающий, не слишком решительный. Небольшая предрасположенность к полноте, но без тучности, лицо мягкое, но не заплывшее, отсюда — ощущение уютности.(Один военный историк старшего поколения назвал Роткирха, обыгрывая имя одного баварского политика прошлого столетия, Штраус софт.);
— Никакой своей сети, никаких связей. Роткирх не из генеральской семьи, в его семье никто не занимался политикой. Деньги водились, но это не вошло в «традицию» — всего два поколения владели фабрикой сельхозпродукции и занимались массовым содержанием скота на западе Нижней Саксонии; теперь, после серии скандалов, они ставят знак «экологически чистая продукция». Гюнтер Роткирх постарался как можно раньше от всей этой вони сбежать. Его пристрастие к гастрономическим изыскам в дальнейшем можно расценивать как акт дистанцирования от прошлого. Между тем постоянные приступы неистового голода по всему простому и задушевному. Как солдат, с самого начала карьеры отличается усердием, быстрый карьерный рост, завистников нет, но нет и близкого круга, который в чрезвычайной ситуации встал бы на его защиту;
— Пластичность. У Роткирха нет собственных идей. Не политик, идеологических предпочтений не имеет, тяготеет только к упорядоченности и покою в стране. Личными мнениями и убеждениями граждан не интересуется. Идеи тройки (и обслуживающих ее идеологов) может высказывать и представлять убедительно, но без экзальтации. Он — не горлопан. Это с одобрением воспринимают не только собственные граждане, но и заграница;
— Предупредителен в общении, особо ценен с дипломатической точки зрения при ведении переговоров с иностранцами;
— Умеренное личное честолюбие. Гюнтер Роткирх с самого начала хотел быть хорошим солдатом и стал им. Быстрое продвижение по службе (в 2013 году, в возрасте сорока четырех лет, стал самым молодым бригадным генералом) воспринимал с удовлетворением, но лично свою карьеру не планировал: считал карьерный рост автоматическим, не зависящим от собственных решений. Предложение тройки стать после путча главой государства сразу принял. Возможно, он не счел эту роль по-настоящему серьезной, способной глубоко отразиться на его жизни.
Женат, двое дочерей. Семью всегда старался держать как можно дальше от своих представительских государственных обязанностей. Репрессивные акты государственной власти считал необходимыми, но всякий раз, давая распоряжения, слегка содрогался. Он бы и не прочь был стать добрее. Но миссия суверена — защищать свой народ (так ему объяснили: разумеется, у Кольберга был к нему свободный доступ).
Поняв, что режим в опасности, — отсутствие политического мышления не означало, что у него не работали инстинкты, — он первым делом прячет за границей свою семью, причем уже в начале 2024 года (инстинкты, стало быть, сработали на славу). Сам же он, разумеется, остается на посту, потому что он — солдат. О том, что с ним случилось во время боев в последние дни хунты, как известно, есть различные версии. Согласно первой, он был застрелен своими же людьми и где-то закопан. Вторая: он пал в бою с врагом, но Интернациональная комиссия против предъявления его тела, ибо не хочет давать повод для создания героической мифологии. Третья версия: он давно уже за границей и проживает вместе со своей семьей (речь идет либо о Каринтии, либо о Фландрии). Четвертая версия сводится к тому, что он жив и находится внутри страны, возможно, даже в столице.
10
Зандер выбрался из своего закутка только поздно вечером. Мои слова его явно обидели, в особенности одна фраза, как он мне потом признался. «Ты знаешь только свою библиотеку». Эта фраза ранила его прямо в сердце, и у меня появилось такое чувство, будто я действительно совершил покушение на убийство.
Я был не первым в жизни Зандера, кто атаковал его этой фразой. Когда я с ним познакомился, в тот июньский вечер на кампусе, его только что бросила женщина, которая упрекала его в том же самом. До сегодняшнего дня я об этом ничего не знал. «Она тогда не сказала, что уходит от меня, — рассказывал он, — она сказала: „Ты изменяешь мне со своей библиотекой“. А ведь мы два года были вместе». Еще в школьные годы он частенько пропускал футбольные матчи с одноклассниками, предпочитая сумеречный свет городской библиотеки. Это неизбежно приводило к разрыву то с одним, то с другим приятелем, ведь Зандер действительно хорошо играл в футбол и был порой незаменим. У него был дар хорошо видеть игру, подобный тому, как он видел, где стоят книги. Если пользоваться модным выражением тех лет, он умел «читать игру». Но его друзьям пришлось столкнуться с тем, что он предпочитал им библиотеку, оставляя друзей в беде, и некоторые ему этого так и не простили.
— Я несколько раз пытался, что называется, жить в миру, — продолжал Зандер, — но всякий раз чувствовал себя как монах, которого внезапно изгнали из монастыря. Я не ориентируюсь там, Ульрих. Честно говоря, мне уже и в детском саду не нравилось.
Когда Зандер произносил эти слова, вид у него был одновременно потерянный и плутовской, так что я не знал, жалеть ли мне его или смеяться. В конце концов я обнял его и попросил простить меня за те недобрые слова.
Потом позвонила Элинор и сказала, что программа готова. Она собирается прийти завтра утром, около десяти. Установить программу — плевое дело, но ей еще нужно нас подробно проинструктировать. Она возьмет с собой Томми, потому что он гораздо терпеливее, чем она, и у него есть педагогические наклонности. Тогда мы сможем начать работу, и через неделю обработка библиотеки Кольберга будет завершена.
Услышав это, Зандер улыбнулся.
— Похоже, она представляет себе это слишком упрощенно, — сказал он. — По-видимому, она ничего не читает.
— Ошибаешься, — ответил я, — она читает. Стихи. И пятьдесят как минимум знает наизусть.
Программа Элинор называлась WWLF, это было сокращение от фразы: «Will you walk a little faster?». Объяснив нам это, она еще раз процитировала начальные строки стихотворения Кэрролла:
48
Первая строфа из стихотворения Л. Кэрролла «Морская кадриль» («Алиса в Стране чудес»):
Говорит треска улитке: «Побыстрей, дружок, иди!» Мне на хвост дельфин наступит — он плетется позади. Видишь, крабы, черепахи мчатся к морю мимо нас. Нынче бал у нас на взморье, ты пойдешь ли с нами в пляс? Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс? Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс?(Перевод С. Я. Маршака).
Затем Томми начал инструктаж. Я еще не был с ним знаком, ведь когда я к ним пришел позавчера, у него были «дела в городе», поэтому он меня слегка удивил. Если всем в их фирме было по двадцать с хвостиком, Томми я бы дал лет тридцать пять, поэтому недоумевал, почему не он является шефом. Позже Элинор объяснила мне, что благодаря репутации отца именно Джон больше всего подходил им в качестве вывески, когда фирма только создавалась. Более того, поначалу им пришлось брать кредит, который, впрочем, они погасили досрочно, ибо фирма быстро набирала обороты, — а за этот кредит Джордж Теннант, глава внешнего бюро Интернациональной комиссии в Германии, поручился лично.
Главной задачей Томми было обучать и консультировать клиентов. Мы быстро поняли почему. Он отличался невероятным терпением, не в пример Элинор, которая, сидя рядом с ним, делала такие глаза на каждый наш вопрос, что я под конец вообще перестал о чем-либо спрашивать, потому что не мог больше выносить этих ее взглядов. Фродо тоже вопросов не зада вал, он только молча кивал, слушая объяснения, и время от времени что-то записывал. И только Зандер был непоколебим, реакция Элинор его не смущала. Он как будто не услышал вопроса: «Will you walk a little faster?» и придерживался собственного темпа. Томми невозмутимо подстраивался к нему.
В завершение он попросил, чтобы кто-нибудь из нас еще раз кратко описал все те шаги и возможности, которые он нам показал. Ни я, ни Зандер не успели даже рта раскрыть, а Фродо уже все кратко изложил, и потребовалось ему на это не более пяти минут. Томми утвердительно кивал, а я отметил сначала уважительные, затем восхищенные взгляды Элинор, которые она бросала на нашего юношу ( егоона действительно могла с полным правом так называть). Фродо настолько быстро воспринял суть ее работы, что даже сама гениальная Элинор была удивлена, не говоря уже обо мне и Зандере.
Около полудня инструктаж закончился, и мы решили все вместе отправиться обедать в «Помидор». На стеклянных панелях входных дверей ресторана сияло огненными красками изображение овоща, давшего название заведению. Помещение было узким и вытянуто в длину, как полотенце. Все было похоже на французское бистро: столы под белыми скатертями стояли длинными рядами слева и справа от входа напротив друг друга. Мы пришли рано и могли выбрать себе любые места. Вскоре, однако, ресторан начал быстро заполняться, «Помидор» был излюбленным обеденным заведением из-за быстрого обслуживания и низких цен. В меню дня значились сегодня блинчики с начинкой из лесных грибови маринованный кострец оленя по-домашнему.Конечно, можно было заказать что-то из основного меню, но мы все пятеро сошлись на меню дня. Про себя я побился об заклад, что Элинор и Фродо выберут блинчики, а Зандер и Томми — кострец. Я оказался прав и решил тоже взять блинчики, не оставлять же Элинор и Фродо наедине.
Во время еды все разбились на группы по интересам. Зандер и Томми, люди одного поколения, тут же нашли общие темы, Элинор и Фродо начали с полным взаимопониманием горячо обсуждать новые игры для гипо-пада. А я молча сидел между ними и только временами поддакивал, когда Зандер спрашивал меня о чем-нибудь, пытаясь втянуть в разговор. Он явно решил поведать Томми о том, как мы с ним познакомились тогда на кампусе.
Потом, в ожидании десерта, мне стало как-то не по себе, я закрыл глаза и прислонился затылком к стене. В сознании стали всплывать картины аахенских лет, воспоминания о старомодной конторской атмосфере «Дель’Хайе & Мюнценберг», о запахах старины, когда я по утрам входил в офис, о моих поездках в Бельгию — в одиночку или вдвоем (с Антоном) — и в другие места, о моей славной квартире с окнами на рыночную площадь, и вдруг на меня накатила такая тоска по тем годам и тем местам, что я даже прослезился. Это состояние длилось не больше минуты, но Фродо, сидевший справа, легонько толкнул меня с озабоченным видом и в то же мгновение Зандер спросил, не плохо ли мне.