Новый год по новому стилю
Шрифт:
— Люба, руки мыть! — Вербов держал открытой угловую дверь, за которой горел яркий свет, и я машинально растерла собственные руки, которые, едва отогревшись, снова замерзли. — Лиза, и ты тоже…
Он явно заметил мой жест, но никак не откомментировал. Я протянула ему сумку:
— Там Любин завтрак.
Он взял ее и вопросительно уставился на закрытую молнию.
— Ты хочешь, чтобы я рылся в твоей сумке?
—
— Спасибо за доверие.
Я проскользнула под его рукой, и он, отпустив дверь, ушел куда-то. Наверное, в кухню. Здесь была только раковина и туалет — гостевой вариант, и я спросила дочь, не желает ли она им воспользоваться. Пришлось закрыть дверь и поймать себя на мысли, что мне не хочется выходить из самой маленькой комнаты квартиры в самую большую. Кухня тут, наверное, не два на два…
Направление движения мы нашли по перезвону посуды. Кобальтовая сеточка. О, нет…
— А есть что-нибудь попроще?
Я купила маме в подарок набор из двух чашек Ломоносовского завода и поэтому знала безумную цену именно этого чайного сервиза.
— Это же ребенок.
— И что? — выдал Вербов. — Знаешь, Фрейндлих в одном интервью сказала, что жить надо сегодня, есть из красивой посуды и не ждать особого повода. И если честно, то я буду рад, если Люба перебьет весь сервиз. Это свадебный подарок. В общем-то как и эта квартира… Мне это не особо и нужно. Садись.
Он усадил Любу к барной стойке. Я оценила высоту, но ничего не сказала о переходе в столовую, которая была у меня за спиной в арке. Еще там был диван, кресла и начало лестницы — стен внизу не было, только держащие балки в виде колонн. Единственная стена, на которой висел телевизор, отделяла гостиную от прихожей. Ко всему этому я сидела спиной — перед глазами зияло одно лишь окно, которое тоже поддерживали тонкие колонны, назначение которых, возможно, было просто декоративным. На стекле, на пластиковых полочках, красовались миниатюрные кактусики, оставляя глубокий подоконник девственно белым и пустым, за исключением моей сумки.
— Какой мед желаешь?
На гранитной столешнице перед моим ребенком выросли аж три пластиковые баночки — мед явно рыночный.
— Названия не спрашивай, — Вербов, наверное, перехватил мой удивленный взгляд. — Одно могу сказать — мед хороший, с проверенных пасек. Ленка по поводу экологически чистой еды полный шизик. Кстати, в холодильнике творог и йогурты тоже фермерские. И молоко. Она как раз в пятницу все завезла по дороге на дачу в страхе, что мальчик с голоду один умрет.
— Нам не надо молока…
— Вам? — переспросил он так же тихо, как и я. — А тебе? Ты, наверное, не завтракала?
— Я ничего не хочу.
— Даже коньяка?
Я выдержала взгляд, но не улыбнулась. Сказала даже немного зло:
— С утра не выпил, день пропал?
— Этот — да, — ответил Вербов серьезно. — Я могу налить, чтобы ты расслабилась хоть чуть-чуть. Выдохни, Лиза…
Я выдохнула, как по команде. И вдохнула.
— Чем это пахнет? Так вкусно.
Это точно не блины, которые Вербов сунул в микроволновку разогреть.
— Корица, кажется. Даже отсюда чувствуешь? Это натюрморт из шишек и веток на обеденном столе. Ленка, когда была тут в понедельник, заявила, что у меня в доме нет ощущения праздника. Сумасшедшая баба! Электровеник. И специалист по промывке мозгов высоким напором воды. Какое счастье, что эта страшная женщина появилась в моей жизни, когда я был уже в сознательном возрасте, а то бы она произвела надо мной лоботомию.
Он поставил перед Любой тарелку и протянул ложку, чтобы она сама продегустировала открытый им мед. Потом снова уставился на меня.
— Можно тебе хотя бы кофе сварить?
Я отрицательно мотнула головой.
— Так не пойдет. Люба, скажи своей маме, что Гриша обидится, если она ничего не съест.
Люба повернулась ко мне и с точностью до слова передала слова Вербова. Да что же в нем такого магического для моего ребенка!
— Я действительно не хочу… — завозмущалась я, когда Люба потянулась ко мне с блином, с которого капал мед. — Вон, Гришу и корми! — добавила я уже со злостью.
А он будто того и ждал. Еще сильнее облокотился локтями о столешницу и перегнулся к Любе с открытым ртом. Я слезла с барного стула, чтобы размяться, и пошла к холодильнику, чтобы от меня отстали. Хотелось сразу распахнуть обе створки, как тренажеры, чтобы отдать во Вселенную бурлящий в крови адреналин, но пришлось ограничиться одной, чтобы не выглядеть сумасшедшей. Идеальная чистота с ярким, почти больничным, светом: на полочке баночки с йогуртами и коробочки с творогом. На дверце — молоко и пластиковая коробка с яйцами. Вспомню свой холодильник — страшно становится. В него если только ногой не впихивают продукты. Слишком маленький.
— Он не любит, когда долго думают, — Вербов вырос у меня за спиной и протянул руку за йогуртом. — Сейчас запищит.
И я тоже — от его близости и от пол-литра туалетной воды — точно в сосновом лесу оказалась, новогоднем. А он еще прижался щекой к моей и будто невзначай приложился к моему втянутому животу ледяным йогуртом, перехватить который я не успела. Вербов захлопнул холодильник и поставил банку на стойку, а сам пошел мне за ложкой. Да, на этой кухне точно танцевать можно, хотя зачем — достаточно будет стометровок по треугольнику: плита, раковина, холодильник. Для чего? Чтобы держать себя в форме для… любимого мужчины. Для чего еще женщине нужны формы?