Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая
Шрифт:
— Не помнишь? — удивился генерал и укоризненно покачал головой. — Странно. А отец твой хвалился, что ты умный парень и учишься на «отлично». Такие вещи надо знать!
— Ну, мой папа, наверное, перехвалил меня, сэр, — с трудом скрыв, насколько я уязвлен тем, что моя излишняя скромность принята за невежество, выпалил я. — Я, может быть, знаю лишь совсем немного. Ну, знаю, что в июле 57-го в сторону Генераторного, тогда еще Новой Украинки, выдвинулась батальонная тактическая группа из нацистской армии генерала Ильина. Весть об этом посеяла в селении жуткую панику. Наш народ тогда разделился между «партией войны» и «партией мира». Папа был на стороне «голубей» и сумел склонить на свою сторону полковника Симоненко. «Ястребы» во главе с казачьим атаманом Марьяном Наливайченком назвали их предателями и покинули селение. Но впоследствии оказалось, что мой папа был прав!..
Тут
— … ну… и это практически все, что я знаю, — неловко закончил я, запоздало поняв, что прокололся.
— Не так уж мало ты знаешь, сынок, — усмехнулся румын. — Но поверь: знать с чьих-то слов — совсем не тоже самое, что видеть самому. Когда грянула Третья мировая, а за ней настали темные времена, я не был молокососом — мне уже стукнул тридцатник и я командовал первой ротой в мотострелковом батальоне. И все-таки меня, не побоюсь громких слов, прошибал холодный пот, когда я слышал о приближении этого чокнутого Ильина. Окажись я на месте твоего папы, вряд ли мне бы стало выдержки примкнуть к «голубям». Скорее я бы тоже подался в партизаны, как эти ваши казаки, и встречал бы нацистов, сидя в окопе, с наведенной на них противотанковой системой.
— И очень… ик… правильно! — вдруг вмешался в разговор Коваль-старший.
— Пап, — страшно смутившись, Боря ткнул отца коленом под столом.
Но генерал вовсе не обиделся — лишь с улыбкой всплеснул в ладоши:
— Ха. Не рассчитывал услышать такое от человека столь мирной профессии, Игорь! Никогда не знаешь, где притаился военный склад ума.
— Дело… ик… не в складе ума, — медленно покачал головой Игорь, едва не касаясь стола отяжелевшим подбородком. — Дело в том, что…
Впрочем, объяснить, в чем дело, он так и не смог — вскоре отвлекся и вновь начал вычитывать что-то своему сыну. Вежливо подождав какое-то время и убедившись, что продолжения не будет, Думитреску покрутил усы, хмыкнул каким-то собственным мыслям, откинулся на спинку стула и отправил в рот хрустящий соленый огурчик.
— Я слышал, у нас в Генераторном тоже много кто, как вы, хотел сразу начать воевать, когда услышал об этом Ильине, — несмело вставил я, желая повернуть разговор в нужное русло. — Но папа говорит, что они просто боялись…
— «Боялись» — это не то слово, мальчик. Эта новость просто сшибала с ног! Весь мир разрушен, на месте Москвы осталась выжженная пустыня, а ненавистный двуглавый орел, оказывается, так и не был повержен. И ладно бы он маячил где-то далеко за горами, в этом их Новосибирске или где еще! Но нет, холодное дыхание этого мрачного полумертвеца чувствовалось уже и на территории моей родной Румынии! 5-ая гвардейская танковая армия генерал-полковника Ильина мощным броском успела проникнуть на Балканы из Приднестровья в самые первые дни войны. Это было одно из самых мощных соединений россиян, и по какому-то стечению обстоятельств оно меньше всего пострадало от ударов стратегической авиации. Не удивительно, что нескольким сотням основных боевых танков «Черный орел», уцелевших после натовских бомбардировок, удалось с легкостью прорвать линию фронта. Конечно, 5-ая армия утратила связь с главнокомандованием (да и не было его больше, этого главнокомандования), но не утратила организованности. Ильин этот оказался жестким и удивительно упрямым мужиком, которого даже ядерный апокалипсис не заставил сойти со своей носорожьей тропы. Железной рукой он правил своими танками, обрушивая их на имевшиеся на устаревших картах «объекты», чаще всего оказывающиеся дымящимися грудами развалин или давно покинутыми постами румынских войск. Взбешенные ядерным ударом по русским городам (а их ведь убедили, что это НАТО ударили первыми!), в результате которого погибли семьи солдат и офицеров, нацисты жестоко вымещали свою ненависть на «натовцах», к которым причисляли любого встречного румына… или не румына. Вообще-то им было все равно, кого убивать. Они бы дошли до самой Португалии, круша на своем пути все оставшееся, как настоящая монголо-татарская орда.
Пока генерал вел свое повествование, Миро вернулся с перекура, но, конечно же, не посмел перебивать своего патрона, а лишь тихо примостился в уголочке и напряг слух.
— Но, на счастье Европы, их запасы топлива и боеприпасов быстро истощались, а со стороны поверженной Ставки ВГК не поступало ни подкреплений, ни свежих указаний. Многие солдаты утратили боевой дух и, несмотря на ряд показательных расстрелов, потихоньку стали дезертировать. В рядах их армии начинали шириться слухи о том, что «желтая зараза» Китая уцелела
— Это испугало нас сильнее, чем голод и эпидемия, — неожиданно вступила в разговор мама, которая, оказывается, все это время вслушивалась в наш разговор с кухни, сквозь шипение вынутых из пищевого процессора кальмаров, плотно нашпигованных водорослями и грибами. — После всех ужасов и страданий, которые нацисты причинили нашему народу, после уничтожения почти всей планеты они все еще оставались прежними, все еще были где-то рядом и силились до нас добраться. Даже мы готовы были забыть о вражде перед лицом того кошмара, который произошел, но этот Ильин с его волкодавами продолжал жить и дышать той самой ненавистью, которая и привела мир к гибели.
К этому времени за стол вернулись и папа с коллегами. Расслышав конец маминой речи, папа поинтересовался, о чем это мы.
— Генерал Думитреску как раз вспомнил о тех днях, когда мы были под угрозой войны с Ильиным, дядя Володя, — отозвался Миро. — Я был тогда еще ребенком, плохо это помню, а ведь вам пришлось побывать в самой гуще событий.
По папиному лицу промелькнула тень сомнения — казалось, он готов было по своему обыкновению сказать, что это не самая приятная тема для разговора. Но что-то заставило его передумать. Заметное волнение пробежало и по лицу папиного помощника, долговязого молодого мужчины с фамилией «Новак» (не помню точно, как его зовут). Помню лишь, что в минуты спокойствия папа тактично называл своего помощника «старательным, но неопытным», а в редкие моменты раздражения — «не в меру амбициозным, суетливым и слишком несдержанным для дипломата».
Я вдруг почувствовал, что вся эта тема, связанная с Ильиным, ЮНР, казаками, войной — поднята за этим столом неслучайно. А я-то думал, что сам спровоцировал ее своими вопросами! Наверняка ведь эта важная делегация во главе с румынским генералом не просто так приехала в Генераторное — приехали, должно быть, договариваться о чем-то важном как раз в военной сфере. Папа как-то рассказал мне, что дипломаты часто достигают самых важных договоренностей не за столом для переговоров, а в ненавязчивых на первый взгляд беседах за чашечкой кофе или бокалом вина в перерывах между официальными встречами. Может, это один из таких случаев?
— Да, — кивнул отец. — Помню, как раз тогда нам впервые на протяжении темных времен начало казаться, что мы, может быть, не протянем ноги. Жрать по-прежнему было нечего, кроме вонючих грибов, да и те в дефиците, и мексиканка свирепствовала. Зато мы установили крепкие связи с нашими друзьями из Олтеницы, общими усилиями провели электрику, начали дорогу строить. «Жизнь налаживается» сказать ни у кого бы язык не повернулся, но все-таки было не так паскудно, как раньше. Но все наши скромные достижения оказались под угрозой в один день, 12-го июня 2057-го года, когда в небе над нашим лагерем замаячил беспилотник.
— Да, помню его! — икнул Борин папа. — Летел, помню, очень низко, не таился вовсе. Круги над нами наматывал, как ворона. В бинокль можно было разглядеть на корпусе красную звезду. Мы тогда пухли от недоедания, мало что соображали, но и то допетрили — российский. И эффект от этой догадки был… как бомба взорвалась.
— И вы, конечно, начали палить по нему из автоматов, — ухмыльнулся Миро.
— Вообще-то полковник запретил пулеметчикам вести огонь, пока радисты не повторят несколько раз требование откликнуться — вопреки воинственным требованиям Наливайченко, — важно поправил его Новак, который, впрочем, по своему возрасту вряд ли мог помнить те события. — Но его казаки открыли огонь и без приказаний полковника. Даже из гранатомета выстрелили!