Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая

Забудский Владимир

— Прошу прощения, что перебиваю вас, коллега, — менторским тоном пробубнил оппонент, слегка поморщившись при слове «коллега», будто едва заставила себя его произнести. — Но я хотел бы напомнить, что еще на Сиднейском конгрессе представители всего цивилизованного мира пришли к выводу, что единственный разумный способ остановить маховик войны — не искать виновных, начать все с чистого листа…

— Конечно же, это было разумно. На тот момент! — ничуть не смутилась Бруна. — Никто не вспоминал о прошлом в Темные времена, когда вопрос стоял о выживании человечества как вида. Но сейчас, когда на землю постепенно возвращаются цивилизованные отношения, мы не можем полностью абстрагироваться от исторического контекста. Настоящее не существует в отрыве от прошлого. И когда кто-то заявляет «я имею право на эту территорию, потому что я занимаю ее сейчас» — это называется кулачным правом, и я убеждена, что это тупиковый путь. Впрочем, мы не говорим сейчас о том, чтобы полностью восстановить историческую

справедливость. Мы понимаем, что такая постановка вопроса сделало бы бескровное решение невозможным — хотя, поверьте, многие хотели бы поставить вопрос именно так, не заботясь о крови. Но мы готовы идти на самые серьезные уступки ради сохранения мира. Президент неоднократно заявлял, что члены Альянса, несмотря на то, что некоторые из них являются прямыми юридическими правопреемниками довоенных балканских государств, не выдвигают никаких требований по поводу ухода Ильина и его войск с тех территорий, которые они занимали по состоянию на март 75-го. Мы глубоко обеспокоены тем, что творится на этих территориях — но мы готовы дать однозначные гарантии нашего невмешательства в их дела в обмен на такие же гарантии со стороны ЮНР. Но что мы услышали в Скопье? Ничего, кроме воинственной риторики. Представители Ильина заявили, что видят предмет переговоров в определении сроков и условий добровольного роспуска ЦЕА. Так и сказали — «добровольного роспуска». Господа, да они приехали в Скопье только для того, чтобы прилюдно плюнуть нам в лицо и заявить свои права на все Балканы. Что-то еще надо комментировать? У кого-то еще остались иллюзии на тему того, чья позиция созидательна, а чья — деструктивна? Ошибка таких экспертов, как вы, мистер Гудман, в том, что вы видите все со стороны как конфликт двух цивилизованных сил, которыми движут рациональные мотивы и здравый смысл. Но на самом деле лишь одна из них является таковой. Вторая — это просто банда, разросшаяся до масштабов страны, которая не переняла от цивилизации ничего, кроме огромного количества вооружения. Язык силы — это единственный понятный им язык. Поэтому Альянс вынужден укреплять свой военный потенциал в целях обороны. Если мы не будем достаточно сильны, чтобы отразить потенциальное нападение — его вероятность резко возрастет.

— Ну довольно, прошу вас, мисс Бут. Система коллективной безопасности когда-то уже держалась на принципе «гарантированного взаимного уничтожения». Напомнить, чем это окончилось? — фыркнул Гудман. — Я склонен крайне скептически относиться к оправданию наращивания военной мощи задачами обороны. Вообще, во всей этой ситуации возникают некоторые вопросы. Во-первых — не стал ли вопрос «обороны», о котором вы говорите, актуален лишь после создания ЦЕА? Ведь на протяжении шестнадцати лет до этого ЮНР, а прежде ЗРР, не пытались расширить контролируемые территории. И, во-вторых, — достаточно ли было приложено усилий со стороны ЦЕА для достижения дипломатического компромисса в Скопье? Я говорю о реальных усилиях, а не об их имитации. Я хочу спросить — почему представители ЦЕА столь яростно отказывались от признания суверенитета ЮНР над территориями, занятыми в апреле — мае 75-го? Ведь очевидно, что это условие было абсолютно необходимым для Захара Ивановича Ильина в нынешней политической ситуации. Я сейчас не говорю о том, кто был прав, а кто виноват во время Бургасской операции ЮНР. Я говорю о том — не помогла бы ли некоторая гибкость в этом вопросе сдвинуть переговоры в Скопье с мертвой точки?

— Но позвольте-ка, мистер Гудман, — тут уж в полемику встрял ведущий. — Ведь в этом вопросе и так была проявлена немалая гибкость. Президент Пирелли весьма ясно дал понять, что Альянс готов воздержаться от активных мер в этом вопросе, хотя не все члены Ассамблеи были с ним солидарны…

— Президент этими словами красноречиво показал, что мир заботит его больше, чем рейтинги, — вклинилась в разговор и перехватила инициативу Бруна Бут. — Реакция Альянса на вторжение, которое вы дипломатично называете «операцией», была просто изумительно сдержанной. Вам напомнить, что тогда произошло?!

— Все мы это прекрасно помним. Когда было объявлено о создании ЦЕА и разразилась, позвольте сказать, нешуточная дипломатическая борьба за вхождение в Альянс как можно большего количества независимых общин, воздушно-десантные войска ЮНР совершили внезапную высадку на территориях бывшей восточной Болгарии и северной Греции, создав там свои форпосты и взяв под протекцию более десятка населенных пунктов, которые потенциально могли войти в Альянс. Ответьте мне лишь на один вопрос, мисс Бут — не ожидали ли вы ничего подобного, форсируя подписание коалиционного соглашения в той его агрессивно-воинственной форме, от которой Содружество наций настоятельно рекомендовало воздержаться, и провозглашая агрессивную пиар-кампанию по набору в Альянс новых членов? Вы не думали о том, что ЮНР предпримет решительные ответные меры для поддержания своих интересов на Балканах?

— Называть это «ответными мерами» — вопиющая несправедливость, мистер Гудман. Каким образом военная интервенция, сопровождаемая жестокостью и большими жертвами среди мирного населения, может рассматриваться как «ответная мера» на подписание соглашения, целью которого

является коллективная оборона группы малых общин?!

— Давайте воздержимся от упоминаний о «жестокости» и «больших жертвах», коллега, которые, очевидно, почерпнуты со страниц желтой прессы! Ни в одном заслуживающем внимание источнике я не встречал подтверждения этих данных. Наоборот, есть данные, что местное население не оказывало сопротивления войскам ЮНР.

— Конечно, никто поначалу не ждал там их вертолеты с зенитными ракетницами наперевес. Вам приходилось когда-то бывать на пустошах, мистер Гудман? Не отвечайте, вопрос риторический. А я провела часть своей жизни в селении, которое основали несколько сотен людей в подвале бывшего супермаркета, без электричества. Могу вам сказать, что люди в таких местах не озабочены ничем, кроме собственного выживания. Если они недостаточно сильны, чтобы защищаться и недостаточно богаты, чтобы откупаться — они прячутся, убегают либо покоряются воле сильного. Таким вот маленьким и слабым людским общинам было предпочтительнее смириться с принудительной «протекцией» Ильина, нежели ввязываться в безнадежное противостояние с превосходящими силами агрессора. Но они тогда еще не знали, во что выльется для них эта «протекция». Они ошибочно полагали, что имеют дело с представителями цивилизации. А на деле не больше трети так называемых «ВДВ ЮНР» имели перед собой ясные боевые задачи и обладали подобием воинской дисциплины. Остальные две трети являли собой разномастных бандитов, которые сбрелись под знамена ЮНР со всех пустошей. Единственной их идеологией были грабежи, насилие и террор. Даже те немногие, кто поначалу приветствовал флаг ЮНР, быстро меняли свое отношение после встречи с этими товарищами. По нашим данным, «югославы» теряют в Болгарии и Греции от 10 до 30 человек в месяц вследствие партизанской борьбы и разборок между своими же «подразделениями».

— Извините, но я не считаю корректным комментировать домыслы и теории, почерпнутые из таблоидов, блогов и соцсетей. Я не встречал ни одного убедительного доказательства тех фактов, на которые вы ссылаетесь, — развел руками австралийский эксперт, снисходительно улыбаясь ведущему, мол, «ну и чушь мне здесь приходится выслушивать».

— В Бендерах эти факты, конечно, отрицают, — хмыкнула женщина. — Не примите за грубость, но у меня складывается впечатление, что именно там находятся упомянутые вами «заслуживающие внимание источники», из которых вы черпаете всю информацию о происходящем на Балканах, мистер Гудман! Мне не понятна позиция Содружества, которое вы здесь в какой-то степени репрезентуете, и я очень хотела бы узнать…

Завершив последний подход и основательно растянув мышцы пресса, я готов был уже выключить начавший меня раздражать телевизор, когда услышал в коридоре звук открывающейся двери. Похоже, мама дома. Выключив телевизор и отерев со лба пот, я выглянул в коридор и…

— Привет, — слегка удивленно протянул я.

— Привет, сынок, — прошептала мама.

— Здравствуй, Дима, — устало поздоровался отец.

Честно говоря, не ожидал увидеть сегодня отца. Особенно после всего, что только что видел и слышал по телевидению. Но он был дома. Едва взглянув на папино лицо — осунувшееся, с покрасневшими глазами и колючей двухдневной щетиной — я понял, что мама не преувеличивала. От обычной папиной лощеной аккуратности не осталось и следа. Переведя взгляд на маму, я увидел красноречиво написанные на ее лице недовольство и беспокойство. Подобному тому, как было несколько лет назад, во время маминой болезни, которую от меня до последнего момента скрывали, я чувствовал, что между родителями произошел тяжелый разговор. Но мне-то уже не двенадцать лет, чтобы все скрывать!

— Что случилось? — требовательно спросил я.

— Ты занимался? — папа рассеянно оглядел мою промокшую от пота футболку. — Молодец! Заканчивай и иди мойся. Поговорим с тобой за ужином.

— Надеюсь, никто не умер? — на всякий случай уточнил я, неуверенно улыбаясь.

— Нет, конечно, — натянуто улыбнулся в ответ папа.

Мамино мрачное молчание в ответ на мой полушутливый вопрос показалось мне тревожным. Но я заставил себя не делать поспешных выводов. Пока родители раздевались и приводили себя в порядок после работы, я схватил банные принадлежности и спустился по лестнице на первый этаж, где находился душ для жильцов нашего дома. Впрочем, в соседнем доме уже второй месяц были неполадки с водопроводом, так что его жильцы пользовались нашим душем тоже.

Каждый житель Генераторного, не считая небольшого числа льготников, имел право лишь на одно посещение душа в день. Соблюдение этой нормы контролировалось с помощью компьютеров. Перед входом в душ был установлен турникет, пройти через который позволяет идентификационная карточка, которой надо провести по сенсору. Данные о посещении автоматически заносятся компьютером в электронный реестр, и второй раз за день система тебя туда уже не пропустит. Чтобы предотвратить мошенничество, перед турникетом была установлена видеокамера. Да и консьерж Григор, сидя в своей каморке, не дремал. Иногда он от нечего делать останавливал жильцов и показательно проверял в электронном журнале, к которому имел доступ, действительно ли они не исчерпали своей нормы, либо какой-то умелец просто «похимичил» с их картой.