Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая
Шрифт:
За турникетом находился предбанник со скамейками и вешалками. Вешалки сейчас были плотно завешаны одеждой. В этот час многие как раз поприходили с работы, так что в душе было людно. Один посетитель, покрытый гусиной кожей, слегка дрожа, поспешно вытирался. Другой уже заканчивал одеваться. Еще двое наоборот, ждали своей очереди, сжимая под мышкой полотенца и тюбики с шампунями. Из душевой доносился шум воды, хлюпанье резиновых шлепанцев и оживленные мужские голоса.
Мне тоже пришлось несколько минут потоптаться на пороге раздевалки
Несмотря на то, что на принятие душа отводилось строго отведенное количество времени, по прошествии которого система автоматически прекращала подачу воды, пока следующий жилец не проведет своей картой по сенсору, установленному перед душем, мужчины успевали не только спешно мылиться и смывать с себя мыло, но и обмениваться репликами на весьма серьезные темы.
Сегодня речь в душе шла о военных сборах. Двое «народных дружинников», вернувшихся домой после очередного дня муштры, делились своими впечатлениями. Остальные жадно развесили уши.
— … а в Содружестве, говорят, сейчас одни роботы и компьютеры воюют. А у нас — как двести лет назад! Необученная пехота с голой задницей — вот и вся наша «армия», — жаловался коренастый седой мужчина лет пятидесяти с лишком. Кажется, живет на третьем этаже, имени-отчества не помню. Как по мне, слишком старый для службы в войсках.
— Черт бы побрал этот их Альянс! — вторил ему второй мужчина, лет тридцати, пузатый, с неприятной козлиной бородкой, намыливая тощую волосатую грудь. — Политиканы борются за власть, а нас нарядили в старые бушлаты и готовятся бросить под танки. За кого? За что?!
— Ну, так тоже нельзя рассуждать, — возразил было старенький дедушка — интеллектуал Олег Никитич из дальней кабинки. — Из своего окопа всей войны не увидишь…
Но протест старика остался незамеченным — воинствующий пацифист лишь отмахнулся от него рукой. Кажется, я припомнил этого занудного козлобородого. Компьютерщик с пятого этажа, Александр, не помню фамилии. Мнит себя серьезным блоггером и общественным активистом. Его активность, впрочем, ограничивается лестничной клеткой. Говорят, именно он автор большей части жалоб на жильцов соседних квартир — то на громкую музыку, то на ремонтные работы в неположенное время, то на курение на лестничной площадке.
Маленькие поросячьи глазки этого неприятного типа, разгоряченного своей проникновенной речью, остановились на мне. Я понял, что он не удержится от какой-нибудь колкости в адрес сына человека, которого многие винят в сложившейся ситуации.
— Может, малой Войцеховского мне расскажет, ради чего все это затеяно?! Скажи-ка мне, малый, сколько воротилы из Альянса пообещали твоему бате вместе с Добруком и Симоненко, чтобы они подбросили им немного пушечного мясца? Небось, недорого? Мясо-то у нас дешевое! А?
— Не знаю, при чем здесь мой отец, — вежливо ответил я, пропустив
— Как же, не занимается! А это не он разве втравил нас в этот дурацкий Альянс?!
— Ладно тебе, Саня. Оставь ты малого в покое, — вступился было за меня один из молчавших до этого мужиков из соседней кабинки.
— Нет уж! — заупрямился вошедший в раж склочник. — Мне вот просто интересно, что там этот обманщик Войцеховский дома у себя рассказывает?! Так же мозги пудрит, как и нам всем?!
— Саня, перестань, — одернул крикуна еще один из мужиков.
Благоразумие велело мне промолчать. Мама учила меня быть умнее и стараться избегать подобных бесполезных споров. И, в конце концов, все здесь были старше меня и, в теории, заслуживали некоторого почтения. Но после слов «обманщик» и «мозги пудрит», которые позволило себе произнести это кичливое ничтожество, кровь в моих жилах закипела. Промолчать в такой ситуации означало стерпеть откровенное унижение. А такого я допустить не мог.
— При всем уважении, я не собираюсь здесь выслушивать оскорбления в адрес моей семьи, — отчеканил я, и хотел бы на этом остановиться, но все же не сдержался и продолжил: — Не говоря уже о том, что мне стыдно слышать слова, полные такого малодушия и трусости, от того, кто называет себя мужчиной, и даже больше — дружинником. Этот чокнутый Ильин готов прийти сюда и оставить на месте нашего родного селения одно пепелище, а вы только трясетесь от страха и жалуетесь на всех вокруг. Нам определенно есть чего бояться, если у Генераторного такие защитники.
Кажется, мой резкий выпад в ответ, которого он никак не ожидал от пятнадцатилетнего мальчика, изрядно огорошил этого типа. Но на него смотрели пятеро соседей, и по лицам двух из них скользнули презрительные усмешки, так что Александр, почувствовав себя уязвленно, собрался с силами и строго выпалил в ответ:
— Много ты в этом понимаешь, сопляк. Тебе воевать, что ли?! Или папеньке твоему?! Вы же наша «элита». Не знаю я, что ли, что когда запахнет жареным, Войцеховский тебя быстренько сплавят куда-нибудь за бугор вместе с маменькой? Да и сам, небось, отсидится в тылу. А если дело пойдет худо — ничего, попросит себе политического убежища. А гибнуть за вас будет чернота, вроде нас. Так всегда было и будет. Вот увидите!
От этого вопиюще абсурдного обвинения, брошенного прилюдно, меня обуял такой гнев, что пальцы невольно сжались в кулаки. С каким бы удовольствием я сейчас заехал этому мудаку в глаз! Посмотрел бы я, как бы он после этого запел!
— Мой папа никогда не был трусом, — отчеканил я, сцепив зубы. — Напомнить, в скольких экспедициях он побывал? И я от него не отстану, не сомневайся. Если ты в штаны наделаешь, буду я вместо тебя воевать!
— Ты чего мне тыкаешь?.. — аж выдохнул от возмущения Александр.