Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
— «Пташенька, пожалуйста, скажи мне только одно — скажи, что это твой отец всё придумал, что это он попросил тебя привести в студию этого страшного человека вместо Эдди. Это ведь всё просто политика, правда?»
Она издала звук, похожий на рычание, выражающий крайнюю степень недовольства мещанским поведением матери, и рассерженно топнула ногой. Потом — перевела взгляд на меня.
— Как ты?
— В порядке.
— Дима, тебе прописали антидепрессанты. И сказали, что в таких ситуациях они необходимы.
— Ты ведь знаешь, я не принимаю ничего подобного.
— Знаю. Знаю и уважаю это. Но сейчас
— Не беспокойся, я в порядке. Физическая зарядка мне здорово помогает.
Я вздохнул, и, всё ещё лежа на спине, начал качать пресс. Лаура в это время стояла, прислонившись к стене, и смотрела в потолок.
— Я до сих пор не верю в то, что это произошло в реальности. Что ты действительно это сделал.
Я сделал еще с десяток скручиваний, разгоняющих кровь, прежде чем пропыхтеть:
— Жалеешь, что согласилась?
Она неуверенно покачала головой.
— Мне очень страшно, Дима, — призналась она.
— Знаю. Мне тоже, — произнес я, не переставая делать упражнения.
Она какое-то время молчала. Затем наконец выдала:
— Тебе пора уже включить свой коммуникатор.
При одной мысли о том, что это означает, я поморщился.
— Мне нужно еще чуть-чуть времени, — взмолился я, продолжая упражнение.
— Скоро пройдут сутки с начала эфира. События за это время развивались быстро. Мы не можем больше на них не реагировать. Если, конечно, не хотим, чтобы кто-то другой все решил за нас.
Она сделала шаг ко мне, и, пока я продолжал качать пресс, включила запись видео из Интернета у меня перед глазами. Я неохотно перевел глаза на дисплей — и увидел сморщенное лицо 88-летней старухи Аманды Бэксхилл, которую свора журналистов застала в коридоре офиса Протектора в Канберре.
— Ах, касательно этого, — пробубнила старуха недовольно. — Скорее всего, это очередная провокация со стороны сил, которые стремятся расшатать обстановку.
— Вы считаете, что слепки воспоминаний Войцеховского — это фальшивка?! — бойко спросила одна из корреспонденток.
— Эта тема не настолько мне важна и интересна, чтобы я что-то там «считала», милочка. Но я не удивилась бы, если бы кое-что из показанного оказалось правдой. Этот наемник, если убрать его личные суждения, пропитанные неприязнью к Содружеству, говорил главным образом о произволе со стороны частных корпораций и подконтрольных им военизированных структур, который вполне может быть реален. Долгое время никто не заглядывал, что творится за их закрытыми дверями, никто их не контролировал. А значит, эти люди, лишенные каких-либо моральных ценностей и идеалов, творили все, что хотели. Очередное доказательство, что это было правильным решением со стороны Протектора — лишить наконец эти структуры их беспрецедентной власти и влияния.
— Правоохранительные органы будут расследовать это? — спросил кто-то из журналистов.
— Я считаю, что это должно быть расследовано. Но вмешиваться в расследование ни я, ни тем более Протектор не собираемся. У меня все. Спасибо.
Проследив за выражением моего лица, Лаура включила следующее видео:
— Это тебе тоже стоит увидеть.
На невысокой трибуне в зале для пресс-конференций, перед строго ограниченным, судя по тишине, контингентом
— Этот человек известен, — произнесла она со сдержанным негодованием. — Против него заведено несколько уголовных дел, в том числе касательно пособничества террористам из так называемого Сопротивления. Я виделась с ним — я, специальный прокурор III ранга, уполномоченная инициировать самое серьезное расследование — но не слышал ни одного из этих его внезапных откровений. Он не пожелал сотрудничать с нами в деле поимки своих друзей из Сопротивления. Отметился как один из вожаков банды, сформированной из отставных контрактников, которые участвовали в потасовках с полицией Сиднея. А затем нарушил условия своего освобождения под залог и незаконно покинул Содружество — между прочим, на частном самолете, вместе со своей любовницей, дочерью одного из так называемых «оппозиционеров». Отправился прямиком в Сент-Этьен, на вотчину Консорциума. И вот теперь он вдруг решает предстать жертвой гонений и несправедливости со стороны всего мира, попутно пытаясь очернить легитимную власть. Думаете, я в первый раз наблюдаю что-то подобное? Как вы сами-то считаете, есть ли вера его словам? Или это больше похоже на очередную провокацию?
— Но ведь есть слепок его сознания, сделанный компьютером, — заметил кто-то из журналистов.
— Ой, да бросьте. Я не знаю, как работает машина Барри Гоффмана, откуда были взяты эти картины. Может, нарисованы каким-то сценаристом. Дамы и господа, вы сейчас говорите о развлекательном телешоу, на котором обычно перемалывают кости знаменитостям и копаются в их грязном белье! И о телеканале, который принадлежит, через пять — десять колен, все тому же Консорциуму. И вы предлагаете мне рассматривать показанное там в качестве серьезных доказательств?
На этот раз дисциплинированные журналисты, принадлежащие к наиболее лояльным СМИ, которых допускали на брифинги в СБС, не решились с ней спорить.
— Войцеховский наверняка слышит меня сейчас. И если этот человек так храбр и так сильно борется за правду, как он пытается показать, то пусть он не прячется под юбкой у Лауры Фламини. Пусть прибудет ко мне и лично и ответит за свои слова под присягой. Мы просканируем его мозг на нашей машине. Настоящей. И если мы правда увидим там всё то, что было показано в этом шоу — я клянусь честью своего мундира, что будет немедленно начато расследование, столь же серьёзное, как и все, которые я когда-либо проводила. А до тех пор — я считаю, что этот человек не заслуживает того внимания, которое ему сейчас уделяется.
Лаура скривила губы, передразнив Миллер.
— Надо же, как раскудахталась! Я не удивлена. Это — единственная худо-бедно разумная тактика, которой она может придерживаться в такой ситуации. Она прекрасно понимает, что ты не идиот, чтобы добровольно отдать себя в ее лапы. Так что будет выставлять тебя как лжеца и провокатора, под тем предлогом, что ты, мол, не решаешься дать те же показания официально.
Я продолжал пыхтеть, качая пресс. Лаура смотрела на меня с задумчивым выражением лица, будто размышляла, стоит ли сказать мне еще кое-что, или как мне это «кое-что» подать.