Новый порядок
Шрифт:
Константин потер левый висок. Откуда-то изнутри колко ударило болью.
«Может быть, вторая кружка кофе лишняя?» — задумался Костя, тыкая на ссылку.
«Palm» связался с головным компьютером через инфракрасный порт, и необходимая статья начала медленно заливаться в карманный ПК.
Потом он долго читал и перечитывал доклад доктора Гаупмана. Сверялся с какими-то словарями. Искал что-то в энциклопедиях.
— Однако, — наконец произнес Орлов. — Однако.
Когда он снова взял в руки кружку, то кофе в ней безнадежно остыл.
— Тьфу. — Костя в сердцах отставил свое неудачное утреннее кофепитие на подоконник. Слез с кресла. Снова набрал номер Толокошина.
— Слушаю, — похоронным голосом ответил
— Будут, — радостно возвестил Орлов.
— Спасибо.
— Не за что! Слушай, у меня к тебе просьба.
— Все, что могу, — сказал Толокошин голосом генерала из военного фильма. — Все, что могу.
— Мне нужны часы в учебке!
— Не понял. — Голос в трубке стал очень осторожным.
— Часы! В учебке! Где РОЗГИ будут проходить обучение.
— Ну, слушай, а что ты там хочешь преподавать? К тому же это больше курсы, а не учебка. Все-таки в большей степени люди подготовленные уже. Ну, еще будут всякие физические упражнения. Карате. Дзюдо и прочая лабуда.
— Ты с лабудой поосторожней. Что ж ты хочешь сказать, что наш Президент лабудой занимается?
— Нет. Не хочу. Ты просто неправильно меня понял. Я сказал «дзюдо и прочая лабуда». Из чего следует, что дзюдо не лабуда, а…
— Понял, понял! Ты совсем юмора не понимаешь!
— Нет, я как раз понимаю. А вот те, которые на прослушке сидят, могут и не понять, — терпеливо разъяснил Толокошин.
— А что, и вас слушают?
— Нас как раз и слушают, а вот всяких конспирологов… на фиг они кому сдались. Деньги на них тратить.
— Хм. — Орлов пожал плечами. — Если у меня паранойя, то это не значит, что за мной никто не следит. Так что насчет часов?
— Ты задачки ставишь, Костя. — Серый Кардинал задумался. — Сколько тебе надо?
— Немного. Курс лекций. Идеологически выверенных.
— Что за курс? — насторожился Толокошин.
— «Идеология клановости» будет называться. Звучит?
— Звучит. А зачем?
— Затем, чтобы РОЗГИ не поодиночке были, а единым…
— Веником, — закончил Толокошин.
— Тьфу. — Орлов плюнул на микрофон. Потом спохватился, вытер трубку о рукав. — Так что? Дашь? Или мне на инаугурацию заявиться?
Где-то далеко-далеко, в своем серокардинальском кабинете глава администрации Президента тяжело вздохнул.
— Будут тебе часы… Приходи в штаб-квартиру. Я распоряжусь. И оклад будет… Удачи.
Толокошин отключился.
— Я, собственно, не за тем, — бодро сказал Орлов в замолчавшую трубку. — Но все равно, спасибо!
Глава 17
Из разных Интернет-ресурсов:
«Бей жидов, попов, политиков, журналистов, коммунистов, демократов, мусульман, христиан…»
— Ты куда лезешь, сволота чернозадая?! — взревело сразу несколько глоток.
На пол полетели бутылки, что-то зазвенело, из-за стола вскинулись широкие спины. Испуганный «черный» прижался к стене и завизжал, скинам именно так и показалось, завизжал:
— К Артуру!!!
И сразу же кто-то гаркнул:
— Стоять всем!
Широкоплечие замерли.
Некогда Артур Литвинов был вполне пристойным мальчиком из добропорядочной семьи. В начальных классах его постоянно избирали в старосты класса, хотя сам он к этому и не стремился. В дальнейшем Артур честно отсиживал все семь-восемь уроков, никогда не прогуливал. И все было хорошо класса до девятого. Наверное, Артур, если бы очень захотел, мог бы вспомнить момент, когда все изменилось. Его друг Леха Томичев, до определенного момента носивший длинные патлы, вдруг пришел в школу налысо выбритым. Такое его появление вызвало определенный ажиотаж. Тем, кому это событие показалось смешным,
— А ты чего? — поинтересовался Артур у приятеля, когда они на переменке заскочили в туалет.
— Ты про что? — вопросом на вопрос ответил Томичев, разглядывая себя в заплеванном грязном зеркале.
— Ну, вообще… — Артур похлопал себя по лбу.
— А, — улыбнулся Леха. — Это, брат, тема важная. Чтобы эти суки боялись. Понял?
— Какие суки?
— Понятно какие. Эти.
Детям вообще свойственно вести исключительно бессвязные диалоги, но при этом отлично понимать друг друга. И Артур понял. Он встал рядом с Томичевым и долго изучал свою внешность через мутное школьное зеркало. Леха понимающе ухмылялся, когда Артур трогал свои буйные русые волосы, оттягивал их назад, словно пытаясь понять, а как же он сам будет выглядеть в таком виде.
— А что при этом чувствуешь?
— Холодно поначалу, а потом привыкаешь, — беззаботно ответил Томичев. — Я сегодня к нашим иду. Со мной пойдешь?
Артуру было странно неприятно слышать, что у друга появились какие-то «наши», не имеющие к Литвинову никакого отношения. И он ответил:
— Пойду!
Наверное, этот момент следовало бы считать поворотным в жизни Артура. Хотя он сам думал иначе. Со свойственным подростку пафосом он мог бы назвать целый ряд отправных точек, после которых его мировоззрение резко и кардинально изменилось. Например, чтение «Майн Кампф», книги исключительно завернутой и местами откровенно безумной, отталкивающейся от реалий того, всеми забытого тридцать какого-то года. Но именно этим и берущей. Причастность. Тайное знание. Непобедимая силища коллективного Секрета, превращающегося в круговую поруку.
Или Посвящение. Когда десять будущих братьев отколошматили юного неофита до кровавых соплей, а потом долго вместе пили водку и нестройно горланили «Хорст Вессель».
Артур искренне считал, что именно эти памятные моменты в его жизни стали вехами, заложившими основу нового Литвинова. Переродившегося, обновленного, с открытыми глазами. Но на самом деле он изменился там, в грязном школьном сортире, рассматривая злой огонек в глазах у приятеля, обрившего голову.
С тех пор Артур и Леха уже не расставались. Они совместно «дали прикурить» школьному хулиганью, которое вздумало послужить делу Интернационала и «отпинать фашистов после школы». Вместе они поступили в институт. Артур Литвинов больше не был хорошим мальчиком. Но привычка к порядку и воспитание давали о себе знать. И теперь он был хорошим скинхедом. Что было в свою очередь подмечено старшими товарищами, и через некоторое время Артур начал продвигаться по внутренней служебной лестнице «Бритоголового Братства». Смотровой, главный в группе. Бригадир, ведущий бригаду, состоящую из нескольких групп. Капитан, управляющий бригадирами. И наконец, Пана. Человек, который держит под собой всю команду. Собственно, название «Бритоголовое Братство» группировка неонацистов выбрала, что называется, «с запасом». То есть из расчета на грядущий численный рост, которого, увы, не было. Это была невеликая, по московским меркам, банда, которая входила в состав другой, более многочисленной. Братство контролировало небольшой, хотя и стратегически важный район города, где располагался рынок, который, в свою очередь, плотно «держали» азербайджанцы. Братство периодически устраивало дебоши, с погромом мелких ларьков, но на территорию, занятую азерами, не совалось. Силы были все-таки не равны. К тому же в случае погрома на рынок сваливался в больших количествах ОМОН.