Новый старый 1978-й. Книга седьмая
Шрифт:
— Я ничего вообще ей такого не говорил и не делал, — ответил я.
— А тебе и делать ничего не надо. Я сама от тебя без ума, а уж как окружающие девушки в тебя сразу влюбляются, видно невооружённым глазом.
— Мне что, мужской никаб постоянно носить?
— А что это? Я кроме паранджи ничего не знаю.
— Никаб — этот головной убор, скрывающий лицо женщины. А паранджа — это вообще закрывающая полностью женская одежда. Даже глаз не видно.
— Ладно. Паранджа это уже слишком, а никаб тебе в самый раз.
Ну вот, снова весёлая стала. Я даже залюбовался ею. Она это заметила и радостно улыбнулась. Молодец
Кажется, начали снижаться. Я переодически «посматривал» за вторым двигателем, но никаких больше проблем с ним не было. Мы опять вышли из облаков и началось плавное снижение. Самолет заходил на посадку со стороны океана, поэтому земли пока видно не было. Но вот Солнышко увидела в иллюминатор краешек суши и я тоже, прижавшись своей щекой к её щеке, стал смотреть вниз. Вот она, Америка. Серега со своей стороны тоже внимательно вглядывался вниз. По моим часам мы опоздаем всего только минут на сорок пять. Командир сдержал своё обещание и на четырёх двигателях мы сократили отставание от графика.
Аэропорт появился внезапно. Стало видно две ВПП, пересекающиеся под прямым углом друг другу. А потом мы разглядели ещё две. Они были меньше, видно для малой авиации. Именно с одной из них мы скоро взлетим и возьмём курс дальше на Запад на побережье Тихого океана.
И вот мы коснулись земли, теперь уже окончательно. Самолёт медленно вырулил мимо «рюмки», похожей на нашу в Шереметьево и подрулил максимально близко к зданию аэропорта. Тут же сорвались с места два автомобильных трапа и подъехали к нашему лайнеру. Я быстро пошёл в кабину пилотов, так как они уже открыли дверь и забрал у Вениамина Петровича свою Беретту. Мы с ним и его двумя помощниками крепко пожали друг другу руки и я вернулся на место, чтобы морочь Солнышку собрать наши вещи. Главное, письмо Брежнева к Елизавете II не оставить или не потерять.
Штурман помог Кате открыть дверь и в салон ворвался воздух свободы, как считают советские диссиденты, пока здесь не поживут немного и не поймут, что «статуя свободы повёрнута спиной к американцам». Катя первая спустилась вниз, а мы все трое за ней. За нами шли остальные пассажиры салона первого класса, а потом начнут выпускать и часть остальных пассажиров.
Мы прошли пешком метров десять и попали в здание аэропорта. Вот это шум. Мы как-то отвыкли за время полёта от многоголосого людского хора. Получив багаж и взяв тележки, мы вышли в зал прилёта, где нас ослепили вспышки фотоаппаратов. Опять началось, везде тоже самое. Телевизионные камеры и репортёры. А вот и наши фанаты. Их, правда, было немного меньше, чем в Париже, но они были. Тоже с нашими флажками и в наших бейсболках. Если бы не чужой аэропорт, то я бы подумал, что это наши с Димкой фаны нас встречают.
Солнышко сразу изобразила милую улыбку, как и я. Советских
Самое интересное, что меня даже не спросили про оружие, когда мы проходили паспортный контроль. Увидев наши дипломатические паспорта, американские пограничники ограничились только штампом о пересечении границы США и всё. А я переживал. Попробуй так заявиться в любой московский аэропорт в начале ХХI века с пистолетом в кармане, там бы сразу и лёг мордой в пол. А здесь никому ничего не надо. Нет, если бы спросили, то я бы сказал, а так я сам на себя стучать не стал.
Улизнув от назойливых репортёров и помахав на прощание нашим американским фанатам, мы попали в объятия наших английских друзей. Ещё недели не прошло, а мы все снова встретились.
— Привет, Тедди, — поздоровались мы с нашим клипмейкером и его невестой. — Привет, Лиз.
— И вам всем троим привет, — ответили они, а наши две женщины ещё и поцеловались, так сказать, за встречу.
— Я тут уже пятьдесят лишних минут торчу, — заявил Тедди, пожимая мне руку, — нас самолёт ждёт. Хорошо, что за него EMI платит, а так бы уже улетел.
— Вы давно прилетели? — спросил я его.
— Три часа назад. Так что нам тут уже порядком надоело. Нам необходимо опять пройти регистрацию и сдать багаж, только в другом крыле аэропорта.
Мы впятером с тележками двинулись в сторону, указанную Тедди. Солнышко болтала с Лиз, а Серега шёл рядом со мной, чтобы не отстать. У стойки регистрации для частных самолетов мы сдали багаж и с ручной кладью прошли на лётное поле, где стоял наш маленький лайнер, уменьшенная копия того, на котором мы только что прилетели.
Lockheed JetStar был подлиннее Фалькона 10, на котором мы летали во Францию. И иллюминаторов было больше, целых пять. Когда мы подошли к трапу, нас встречал приветливый стюард, который помог нашим дамам подняться по ступенькам. В американской модели бизнес-самолёта, кроме двух пилотов, был предусмотрен ещё один человек на борту. Он занимался только обслуживанием пассажиров. Наша задержка его никак не смутила, так как ЕМI оплачивала почасовую аренду самолета. А в салоне было попросторнее, чем в Фальконе. Он и был рассчитан на восемь-десять человекопассажиров.
Самое главное заключалось в том, что я не дал Солнышку опять начать бояться полётов в связи с ситуацией с нашим Ил-62М. Я чувствовал, что страх вот-вот может вернуться к ней и аккуратно вливал в неё волны спокойствия и безмятежности. Так что, когда Локхид разбежался и взлетел в небо, она спокойно смотрела на удаляющуюся от неё землю. Когда нам разрешили отстегнуть ремни, я ушёл поболтать с Тедди, а на диван к Солнышку подсела Лиз. Они почти неделю не виделись, поэтому у них было, что обсудить.