Новый старый 1978-й. Книга седьмая
Шрифт:
— Примите от нас этот скромный презент, — сказал я шёпотом, чтобы не разбудить Солнышко, очень удивившейся девушке. — Вы же очень хотели получить от нас это?
— Да, а как вы угадали? — спросила у меня потрясённая Катя.
— «Я не волшебник, я только учусь», — ответил я цитатой из знаменитого кинофильма «Золушка». — Ну не спеть же вы меня хотели попросить.
— Большое вам спасибо. Я хотела вас спросить о вашей песне про нашу сотрудницу. Правда, что вы написали её прямо в самолёте?
— Абсолютная правда.
— Очень. Мы её постоянно с подругами поём, когда в рейсе. Она нам удачу приносит.
— А хотите я и про вас тоже песню напишу?
— Шутите? Вот так сразу?
— Слушайте первые строчки куплета будущей песни.
И я напел ей слова песни Андрея Державина «Катя-Катерина»:
«Катя-Катерина, маков цвет,
Без тебя мне счастья в жизни нет.
В омут головою если не с тобою!»
— Ух ты, — воскликнула Катя восторженно. — А дальше?
— А дальше я прилечу в Москву и допишу её до конца, — ответил я и улыбнулся девушке.
— Катя, он обязательно допишет, раз обещал, — вмешалась в наш разговор проснувшаяся Солнышко. — Только фамилию вашу ему сообщите, чтобы на радио её на всю страну объявили.
— Семёнова. Екатерина Олеговна Семёнова. Спасибо вам огромное за это. А вы, Светлана, простите, пожалуйста, что я вас разбудила.
— Ничего страшного, я уже не спала, а просто лежала.
— Катя, а можно с вами t^ete-`a-t^ete поговорить?
— Хорошо. Мы можем переговорить рядом с дверью в кабину пилотов. Нам там никто не помешает.
— Солнышко, я на две минуты. Мне надо задать лишь один вопрос Кате, — сказал я своей невесте и по моему лицу она поняла, что вопрос непраздный, а очень серьёзный. Хотя до революции слово «непраздна» в отношении к женщине имело совсем другое значение.
Пока мы с Катей общались, мне удалось просканировать подсознание командира экипажа и я понял, откуда возникло на борту это ощущение тревоги. Его никто не ощущал, кроме меня. Тревога исходила именно от командира. Он обнаружил с помощью показаний стрелки манометра, что давление масла во втором двигателе незначительно упала. Он ничего пока не сказал второму пилоту, но к некоторым неутешительным выводам уже пришёл. И ничего хорошего в этих выводах не было. Я увидел схему, по которой масло поступает в двигатель и решил самостоятельно просканировать этот второй двигатель. А вот и причина. Трубка разболталась и дала течь.
В этой ситуации двигатель могло заклинить в любой момент и на борту случился бы пожар. Поэтому необходимо было сообщить капитану об этом и чтобы он в ближайшие пять-семь минут отключил этот двигатель. До Нью-Йорка мы на трёх двигателях уже не дотянем, придётся делать вынужденную посадку в Гандере. Ну вот, не хотела Солнышко лететь с промежуточной посадкой в Канаде, а придётся.
— Катя, — обратился я к девушке и продолжил
— Но нам не разрешается беспокоить командира без серьёзной на то причины, — ответила она удивленно.
Я достал своё удостоверение кандидата в члены Политбюро, показал его ей и спросил:
— А так?
Она удивилась ещё больше, но кивнула, дав понять, что людям с такими удостоверениями можно многое. Она повернулась к двери в кабину пилотов и постучала кодированным сигналом. А потом крикнула, что это она. Дверь изнутри щелкнула и Катя прошла внутрь. Через секунд тридцать вышел пилот высокого роста с седыми волосами и обратился ко мне:
— Андрей Юрьевич, я являюсь командиром воздушного судна. Если вы по вопросу своего оружия, то я могу его вам выдать только на земле.
— Нет, Вениамин Петрович, я не об этом. Катя, мы тут переговорим немного о своём?
Катя посмотрела на командира и тот кивнул, что всё нормально и она может пройти к пассажирам.
— Откуда вы узнали, как меня зовут? — спросил капитан.
— От туда же, откуда я знаю, что у вас проблемы с уровнем масла, — ответил я и жёстко посмотрел ему в глаза.
— А откуда… Понятно. Можно мне посмотреть на ваше удостоверение.
— Пожалуйста, — ответил я, опять достав свою ксиву.
— Теперь я слушаю вас внимательно.
— Вы вовремя обратили внимание стрелку манометра, которая ушла вниз, но не критично, и думаете в правильном направлении. Через пять минут двигатель заклинит и начнется пожар. На вопросы типа «откуда вы знаете?» я отвечать не имею права.
— Вы меня очень удивили. Что вы ещё можете сказать?
— Вы правильно подумали, что его пора выключать, не дожидаясь красного мигания лампочки.
— Было такое, скрывать не стану.
— А через три минуты стрелка температуры второго двигателя подскочит и вы поймёте, что медлить больше нельзя.
— Ваше предложение.
— На трёх двигателях мы до Нью-Йорка не дотянем. Значит, садиться необходимо в Гандере. Кто у вас хорошо разбирается в двигателях?
— Я неплохо.
— Вот и отлично. О том, что мы сейчас обсуждали, никому не слова. Теперь ваша главная задача будет посадить самолёт в аэропорту на острове Ньюфаундленд. Длины посадочной полосы хватит?
— Она там три километра, но с одним неработающим двигателем садится будет трудно. Должно хватить, но впритык. Раз один двигать при посадке работать не будет, у него реверс «переложится» и тормозной путь увеличится.
— Пока никому из пассажиров не сообщайте о возникших на борту проблемах. Перед началом снижения сообщите по ВС о плохих метеоусловиях над Нью-Йорком и что из-за этого мы совершим вынужденную посадку в Гандере. Всё, время истекло. Удачи. Как сядем, я к вам подойду.
— Спасибо, Андрей Юрьевич.