Новый век начался с понедельника
Шрифт:
Отпали напряжённость, отчуждённость и недоверие. Само собой решились и спорные вопросы о берёзе и затенениях их территории.
Эпопея длительного ограбления дачи Платона со стороны соседа Котова успешно и с пользой завершилась. Платон ещё долго потом вспоминал эти события, мысленно анализируя и перебирая их историю.
И чем больше он думал, тем его выводы становились всё шире и глубже, затрагивая разные стороны человеческой деятельности.
Как иногда в жизни бывает!? – вспомнил он своего давнего друга Валерия, который ещё не так давно был на юбилее Платона, а теперь, односторонне перестал общаться с ним. Как ни странно это произошло после того, как Платон, через полгода после своего праздника, познакомил друга со своей прозой. Тогда Валерий, прочитав первое произведение и вернув его, в отсутствие автора, Ксении, совершенно не высказал никакого мнения по поводу прочитанного и даже не стал брать для чтения второе, заранее и заботливо приготовленное другом. Видимо тогда написанное Кочетом произвело на Валерия неизгладимое впечатление, просто взъерошившее его.
А жаль! Платон очень дорожил мнением своего разумного товарища. А теперь, по невольной инициативе Валерия, таким шагом просто отказавшегося
А ведь многие боятся общаться с теми, кто, по их мнению, выше их самих по уму, знаниям, положению, талантливее их, успешнее, богаче, красивее, и т. д. и т. п., то есть просто лучше. Причём это часто происходит на подсознательном уровне, без отчёта самому себе. Боясь выглядеть бледно на фоне бывшего друга, некоторые прерывают общение с ним, уговаривая себя фразами, вроде: Ну, куда мне до него? Ему теперь не до меня! И не понимают они при этом, что их друг в новом своём качестве, положении, менее свободен в выборе, больше ограничен обстоятельствами, чем они сами, более уязвим, раним и прочее. И, тем более, именно поэтому тот был бы очень рад простому, человеческому общению с прежним другом детства или юношества, вспоминая вместе с ним светлые и беззаботные времена совместных забав.
К сожалению, некоторые давние товарищи Платона по учёбе, работе, спорту и отдыху оказались в их числе. Среди них теперь был и Валерий.
Но ничего не поделаешь, насильно мил не будешь.
Да! Человек – самый большой враг себе! – вдруг вспомнил Платон чью-то мудрость.
Его душевные терзания по поводу поступка друга, с кем они долгое время обсуждали различные жизненные проблемы и часто делились своими впечатлениями и переживаниями, постепенно привели Платона к написанию большого стихотворения о своём, как теперь он понял, уже бывшем друге.
Горький осадок на сердце остался. Друг отказался со мною дружить. Я для него вдруг чужим оказался. Видно тому суждено так и быть. Долго мы с ним после школы дружили В годы студенчества. Да и потом. И интерес мы всегда находили. Были мы с ним солидарны во всём. Но пролетели года многолетья. Друг мой состарился так же, как я. Нас не минула пора лихолетья. Друга задела. А так же меня. Нет у нас общих теперь интересов. Нет у нас общих теперь и забот. И в отношеньях не видно прогрессов. И отказался общаться друг. Вот! Я обращаюсь к нему вдруг с вопросом, Иль с предложеньем. Ответа нет мне. Я ж о здоровье спрошу с интересом, И о работе, о дочке, жене. А он не покажет ко мне интересы. И ни к работе, ни к детям, к жене. А я бы ответил любезно, без спеси. Ведь друг обратился с вопросом ко мне. Тщетны теперь все о друге потуги. Всё возвратилось «на круги своя». Всё возвратилось на истины круги. Видно такая уж доля моя. Да, друг, не выдержал ты испытанья Долгою дружбой со мной, лицемер. Нет для тебя, друг, теперь оправданья. Я сожалею об этом, Валер! Видно мне правильно мать говорила: «Многие дружат с тобой неспроста!» Многими ими корысть лишь водила, С тайною завистью скрывшись пока. Я же дружил, как всегда, бескорыстно: Душу и знания им отдавал. Если дружил кто со мной и корыстно, Это я, впрочем, вполне сознавал. И я, как всегда, как ракета-носитель, Многих друзей на орбиты поднял. Я не был по жизни пассивный проситель, А многих друзей и себя сам создал. Но вот и пришла мне за это расплата. Ракету-носитель не могут простить. Теперь не волнует их друга утрата. Меня же теперь те хотят «укусить». Не могут простить мне мои же таланты. А сами талантливы, чёрт побери! Но в обращенье они все галантны, А «кошки на сердце», как не верти. Я как-то был начальником у друга. Претензий не было тогда ко мне. Надёжная он был в делах подпруга. И воз везли мы тяжкий на себе. Да, труден путь «из грязи в князи»! И «князем» друг мой так не стал. Хоть в «князи» путь для всякой… мрази, Но он об этом всё ж мечтал. МечтыЧто-то стихотворение получилось немного злое! Может, я неправ? Но ничего не попишешь, другого не напишешь, что есть, то есть! – резюмировал автор выстраданное.
Вслед за самыми первыми читателями прозы Платона, естественно, его коллегами по работе: Иваном Гавриловичем Гудиным – заказчиком порнухи, и его женой Галиной, а также Надеждой Сергеевной Павловой, ещё до столетнего юбилея Петра Петровича Кочета, по вполне понятным причинам стала старшая сестра автора Эльвина Петровна Комкова (Кочет), с которой они давно были единомышленниками практически по всем вопросам.
Та тоже высоко оценила писательские способности брата, и стала с интересом следить за их дальнейшим развитием, получив от автора право теперь читать его вирши первой.
Затем круг читателей Платона заметно расширился.
Особенно он хотел услышать дружеские критические замечания от профессионала-журналиста двоюродного брата Олега и младшей сестры Анастасии Петровны Олыпиной (Кочет), у которой ещё остались яркие, эмоциональные воспоминания о сочиняемых на ходу бесконечных детских рассказах брата.
Но оказалось напрасно. Брат, как и все высказавшиеся читатели, высоко оценил язык Платона, но не дал никаких практических советов, кроме одного замечания, явно выпадавшего из общего хора голосов критиков:
– «А порнуха у тебя… слабовата!».
Это высказывание матёрого журналюги особенно удивило Платона на фоне многих голосов ханжей и лицемеров – «синих чулков», среди которых первой оказалась и, оскорблённая в своих религиозных чувствах, верующая Анастасия, а затем, по её подсказке, и другие верующие родственники, не читавшие автора. Они обвиняли Платона в излишне ярких подробностях его порнухи, или, как сам он называл, «крутой эротики», вплоть до слов «мерзкие главы», доставшихся ему от самого младшего дяди по материнской линии Евгения Сергеевича.
Платона всё это очень удивило, поэтому он решил последовать давнему совету и никого не слушать. Так как многие суждения разных людей об одном и том же часто бывают диаметрально противоположными, да и на всех, как говорится, не угодишь. Делай, мол, как считаешь нужным и никого, и никогда не слушай! Это твоё творчество и ты имеешь право, даже обязан, писать так, как ты считаешь нужным и возможным. И никому не поддавайся! Как раз именно из-за этого в жизни часто случаются различные неприятности, глупости и даже беды!
Да, кстати, и многие наши человеческие беды происходят не от глупости или от недодумывания, даже не от зависти или вредности кого-то, а часто от старого русского принципа: «Авось, да небось!». А надо бы сразу на посетившее Вас опасение, или сомнение, реагировать немедленно и как надо.
Раз Вас посетила опасливая мысль, то надо сразу реагировать. А то потом всё равно придётся жалеть. Шальная мысль просто так в голову не приходит. Это и интуиция. Раз она Вас посетила, значит так и надо, и ей и Вам особенно.
Жизнь всегда богаче на события наших самых смелых, многочисленных, порой даже необоснованных домыслов и предположений, нашего даже самого богатого воображения! – блуждал затем Платон по лабиринтам своего сознания.
Вот и с мыслью о грабежах по-…, как раз так и получилось. Какие-то грабежи прекратились сами собой, другие удалось пресечь, но остальные, как было не обидно, всё ещё продолжались.
В своих рассуждениях о разных видах грабежей и само грабежей, Платон дошёл и до своих детей, под разными предлогами не читавших произведений своего отца, и возглавляемых, как ни странно, женой Ксенией, считавшей его творчество неуместным и даже вредным для семьи.