Ноздря в ноздрю
Шрифт:
Второго кухонного рабочего звали Яцек (произносилось это имя как «Йачек»), появился он три недели назад и, похоже, еще не научился как следует оттирать сковородки. Из местного центра по трудоустройству нам в основном присылали таких, как он: от двадцати пяти до тридцати лет, уроженец страны, недавно вступившей в Европейский Союз. Английского он практически не знал, но каждую неделю ему удавалось попросить меня помочь в отправке денег жене и малютке-дочери, которые еще оставались на родине. Жизнь в Англии ему очень даже нравилась, он постоянно улыбался и что-то напевал себе под нос, благоприятно влияя на общую атмосферу
«Достаточно», — одними губами показал я Карлу, поймав его взгляд. Работал Яцек усердно, и мне не хотелось его потерять, тем более что эти двое кухонных рабочих, похоже, ладили друг с другом и не увлекались спиртным, а подобное среди представителей этой профессии случалось довольно часто.
Карл остановился на полуфразе и взмахом руки отпустил проштрафившегося. Когда Яцек проходил мимо меня к раковинам, я ему улыбнулся. Он подмигнул и улыбнулся в ответ. «Умный парень, — подумал я, — пожалуй, он может быть не только кухонным рабочим».
Субботний вечер показал, что в «Торбу» возвращается привычная жизнь. И пусть ресторан заполнился только на две трети, и в баре, и в обеденном зале царили веселье, то есть ужасы прошедшей недели хоть временно, но забылись.
Джордж и Эмма Кейли с двумя гостями прибыли ровно в половине девятого, сели за привычный столик и, похоже, хорошо провели время. Никто не упомянул о моем разговоре с Джорджем на похоронах, а когда они уходили, Эмма повернулась ко мне, чтобы сказать:
— Увидимся в субботу, как и всегда.
— На шестерых? — спросил я.
— Считай, что да. В пятницу дам знать.
— Отлично, — улыбнулся я в ответ.
— Ты еще не выяснил, чем все отравились на прошлой неделе? — спросила она. На лице Джорджа отразился ужас. Бестактность жены его просто поразила.
— Скорее нет, чем да. Но у меня есть основания подозревать, что в еду что-то подсыпали.
— Что? — спросила Эмма.
— Точно пока сказать не могу. — Потом я задался вопросом, только ли смущение заставило меня воздержаться от упоминания недоваренной фасоли. — Пока я стараюсь понять, каким образом это что-то попало в еду.
— Ты, разумеется, не хочешь сказать, что это сделали сознательно.
— Этот тот самый вывод, к которому я пришел.
— Мне кажется, это фантазия, — вставил Джордж.
— Вам — возможно, но что думать мне? Представьте себе, Джордж, что ваша лошадь в тренировочных заездах неслась, как ветер, а на скачке плелась, словно обозная кляча. И последующий анализ показал наличие некой субстанции, которая самым негативным образом повлияла на резвость лошади. Если вы абсолютно уверены, что не давали эту субстанцию лошади, чтобы сбить ее с хода, тогда вам не остается ничего другого, как прийти к заключению, что эту субстанцию дал лошади кто-то еще. Здесь тот самый случай. Я точно знаю, что не клал в приготовленные мною блюда ничего такого, что могло вызвать у людей пищевое отравление, но анализы показали наличие отравляющего вещества, следовательно, кто-то положил его в одно из блюд. А вот это, я уверен, могли сделать только сознательно. И могу заверить вас, я намерен выяснить, кто это сделал.
Я подумал, что не стоило мне говорить им так много, но они поддержали меня, тогда как другие бросили, вот я и чувствовал себя в долгу.
— Этот человек оказал нам большую услугу, — заметила Эмма.
— В каком смысле?
— Нас приглашали на ленч, где взорвалась бомба, — объяснила она. — Мы не пошли только потому, что провели жуткую ночь. Нам чертовски повезло! Хотя, должна признать, в субботу утром я ужасно на тебя злилась. — Она ткнула пальцем мне в грудь. — Очень хотела побывать на «Гинеях». Не побывала, зато осталась жива. — Она улыбнулась. — Так что я тебя прощаю.
Я улыбнулся в ответ, потом накрыл ее руку своей.
— Тогда все у нас хорошо. — Мне нравится флиртовать с посетительницами моего ресторана, которые годятся мне в матери. Для бизнеса это только в плюс.
— Пошли, Эмма, — нетерпеливо позвал Джордж. — Нам пора. Питер и Таня ждут. — Он махнул рукой в сторону гостей, которые терпеливо стояли у входной двери.
— Хорошо, Джордж, — раздраженно бросила она. — Уже иду. — Вытянулась во все свои пять футов и три дюйма рядом с моими шестью футами для поцелуя. Я, понятное дело, с готовностью наклонился. — Спокойной ночи, спокойной ночи. Прекрасный был вечер.
— Спасибо, что пришли, — говорил я на полном серьезе.
— Можешь всякий раз травить нас, если этим будешь спасать нам жизнь, — улыбнулась она.
— Благодарю. — С другим ответом я не нашелся.
Джордж переминался с ноги на ногу.
— Пойдем, дорогая. — В голосе слышались командные нотки. Эмма со вздохом подчинилась. Я наблюдал через окно, как вчетвером они садятся и уезжают на новеньком, дорогушей модели, «Мерседесе».
Итак, я уже знал троих, кого в субботу ждали на ленч в ложах, где прогремел взрыв, но они не пришли, отравившись за пятничным обедом. Бедный Нейл Дженнингс хотел быть там с Элизабет, но вот Кейли определенно не хотели. Теперь радовались тому, что отравились. Получалось, что и в этом кошмарном для меня событии было что-то хорошее.
Поскольку трети посетителей мы все-таки недосчитались, остальных обслуживали чуть быстрее, чем обычно, так что последний столик опустел около одиннадцати. Раньше выпадали субботы, когда мы разливали портвейн и бренди и после полуночи, раз или два поздние гости засиживались и до часа ночи, прежде чем я выпроваживал их.
Я сидел за столом в кабинете и надеялся, что худшее уже позади. Если бы мне удалось подавить в зародыше судебный иск и доказать мою непричастность к фасоли, которой отравились гости на пятничном обеде, «Торба» вновь обрела бы прежнюю популярность, по крайней мере, на несколько месяцев, оставшихся до моего переезда в Лондон. Увы, надежды мои не сбылись.
Я посмотрел на часы. Четверть двенадцатого. «Пора домой, — подумал я. — Наконец-то вечер удался».
Зазвонил телефон. Я снял трубку.
— Алло. Ресторан «Торба».
Мне ответило молчание.
— Алло, — повторил я. — Ресторан «Торба». Чем я могу вам помочь?
— Почему вы сказали мне, что продаете глазированную посуду?
— Э… — У меня отнялся язык, я не знал, что и сказать.
— Ну? Я жду.
— Не знаю почему, — промямлил я.