Ноздря в ноздрю
Шрифт:
— Я очень сожалею, что все так вышло. Но если вам от этого станет хоть капельку легче, я тоже отравился.
— Хорошо. Послужит вам уроком.
— Не слышу сочувствия.
Каролина рассмеялась.
— Почему я должна сочувствовать знаменитому ньюмаркетскому отравителю?
— Но я никого не травил.
— Тогда кто?
— Вот это вопрос на миллион долларов.
Я уверен, Бернард Симс меня бы не одобрил, но я рассказал ей все об отравлении, пусть знал не так уж и много.
Наши закуски прибыли, когда я описывал воздействие
Слава богу, нижняя часть свиной ноги не выглядела так, будто готова убежать с моей тарелки, а на вкус была восхитительной. Я люблю поесть, но, поскольку готовка — мой бизнес, пристрастно отношусь к творениям коллег. Назовите это профессиональной самонадеянностью, но, наслаждаясь тем или иным блюдом, я обычно говорил себе, что смог бы приготовить его лучше. Случалось и другое: у меня возникало ощущение, что я ем нечто такое, что сам приготовить не сумею, и такое вот блюдо сейчас поставили передо мной. Эта pied de cochon (вареное перепелиное яйцо, свиная голяшка, голландский соус) могла отправить меня на кухню с твердым намерением совершенствовать свое мастерство.
— И кто, по-вашему, это сделал? — наконец спросила Каролина, отложив вилку.
— Я думаю, более важный вопрос: почему они это сделали?
— И?
— Не знаю. Всю прошлую неделю пытался это понять. Поначалу подумал, что кто-то пытается погубить меня и мой ресторан, но я представить себе не могу, кому это нужно. В Ньюмаркете и округе не так много ресторанов, но ни в одном из них посетителей сильно не прибавится, если перестанут ходить к нам.
— Как насчет ваших сотрудников?
— Я об этом думал. Но какая им в этом выгода?
— Может, кто-то хочет занять ваше место.
— Но я владелец ресторана. Если меня выпихнут из бизнеса, работу потеряю не только я, но и они.
— Может, кто-то завидует вашему успеху.
— Я и об этом подумал, но не могу представить себе кто. В этом просто нет никакого смысла. — Я отпил вина. — У меня есть другая версия, но она совсем уж безумная.
— Поделитесь со мной. — Она наклонилась вперед, отчего сердце у меня вновь бухнуло. «Не опускай глаз», — приказал я себе.
— Я начал думать, а не связано ли отравление на обеде со взрывом на трибуне. Понимаю, звучит глупо, но я просто ищу хоть какую-то зацепку, объясняющую, кому понадобилось отравить двести пятьдесят человек.
— Что значит — связаны?
— Пусть это и покажется бредом, но, возможно, на обеде всех отравили для того, чтобы кто-то из гостей не мог прийти в субботу на скачки и, таким образом, не погиб при взрыве бомбы.
— Почему вы называете это бредом? — удивилась она. — По мне, вполне логичное объяснение.
— В этом случае, вопреки общепринятой версии, бомба взорвала тех, кому и предназначалась. Это означает, что взорвать хотели не арабского
— Почему?
— Тот, кто решил отравить гостей на обеде накануне взрыва, наверняка знал, что арендаторы ложи, которую он хотел взорвать, сменились несколькими днями раньше. Опять же, я не думаю, что кто-то из обедавших на ипподроме в пятницу мог на следующий день оказаться в ложе принца. Газеты сообщили, что он и вся его свита прилетели только в субботу утром. Однако семь человек, которых ждали на ленч во взорванных ложах, не пришли, и я точно знаю, что трое остались дома исключительно по той причине, что отравились в пятницу вечером.
— Bay! — воскликнула Каролина. — И кому еще вы об этом рассказали?
— Никому. Я просто не знаю, кому рассказывать. И потом, я боюсь, что меня поднимут на смех.
— Но почему?
— Вы не читали газет? Всю неделю они пишут о связи взрыва с Ближним Востоком. И по телевизору твердят только о том, что бомба предназначалась принцу.
— Может, они располагают сведениями, которых нет у вас, — предположила Каролина. — Секретные службы, возможно, что-то знают.
— Возможно, — не стал спорить я. — Но, согласно «Санди таймс», ни одна экстремистская группа ответственности за взрыв на себя не взяла.
— А чего брать, если покушение провалилось?
— Не знаю, — ответил я.
Принесли главные блюда, и какое-то время мы говорили о более приземленном — наших семьях, школах, любимых фильмах и музыке. Даже не задавая прямого вопроса, я убедился, что в настоящий момент постоянного бойфренда у нее нет, не говоря уже о культуристе ростом в шесть футов и шесть дюймов, который мог бы съесть меня на завтрак. Судя по всему, она сталкивалась с той же проблемой, что и я: ежевечерняя игра на альте не способствовала романтическим увлечениям.
— Мне не хочется этого говорить, но большинство музыкантов оркестра редкостные зануды, совершенно не в моем вкусе.
— А какие мужчины вам по вкусу? — спросил я.
— Да, это хороший вопрос.
Ответа, однако, я от нее не дождался и опять сменил тему:
— Как ягненок?
— Восхитительный. Хотите попробовать?
В итоге я получил кусочек ягненка с ее вилки, а она — кусочек рыбы с моей. В процессе обмена я пристально смотрел на нее. Увидел ярко-синие глаза, высокие скулы, удлиненный тонкий нос над широким, чувственным ртом и волевым подбородком. Возможно, не классический идеал, но мне она казалась красавицей.
— Куда вы смотрите? У меня капелька соуса на подбородке? — Она вытерла подбородок салфеткой.
— Нет, — ответил я. — Просто хотел получше разглядеть человека, который подает на меня в суд, чтобы узнать его на процессе. — Я улыбнулся, она — нет.
— Да, теперь я понимаю, что погорячилась.
— Вы можете отказаться от иска, — предложил я.
— Мой агент настаивает. Не любит терять комиссионные.
— Он получает долю со всех ваших заработков?