Нож в сердце рейха
Шрифт:
– Вот тебе и дела… трое, а может, еще есть. Что будем делать, Старый? – повернув голову в сторону Самойлова, спросил Сергей.
– Ждать. Ждать и наблюдать. А ты не отвлекайся. Бери пример с Медведя.
Федор, не поворачивая головы, тихо произнес:
– Готовятся ехать. Вон молодой лошадей ведет.
Сноровисто запрягли пару в телегу, которую чуть погодя загрузили бидонами, несколькими кошелками, и старый мужик, взяв одну из лошадей под уздцы, вывел со двора. Следом за ним, обогнав, на велосипедах покатили бородатый и молодой. Оба с оружием за спиной и белыми повязками на левом рукаве, в центре которых стола черная буква «Р».
– Полицаи, – резюмировал Самойлов. – Вот что, парни. Судя по карте, старый едет к дороге. Она единственная, других нет. Встретим его там.
– А полицаи? – спросил Федор.
– Они вряд ли поедут рядом. Видите, мужик не торопится. Лошадок бережет. Хо-зя-ин, – многозначительно протянул Сергей.
– Все, хватит болтать, – оборвал Сергея Самойлов. – Медведь замыкает! Потопали!
На дорогу вышли раньше хуторянина с телегой. Пришлось ждать. Он все так же неспешно следовал по дороге, покуривая и что-то напевая себе под нос.
Самойлов вышел на дорогу.
– Эй, земляк, папироской не угостишь?
Мужик, приостановив лошадок, потянулся под сидушку и не спеша вытянул из-под нее обрез.
– Якой я тоби земляк, москаль? Сам черт тоби земляк…
Сергей, подкравшись с противоположной от Самойлова стороны, ткнул дуло автомата мужику под бок.
– Тихо, дядя. Не балуй! Ствол-то отдай, – проговорил он вкрадчиво. – Не то ненароком дырок в твоей башке неразумной наделаю, что делать будешь?
Хуторянин мгновенно преобразился, отдал обрез и с превеликой радостью, словно встретил лучших друзей, заголосил:
– Ой, хлопцы! Так я ж свий. А ружо у меня старо, еще с Первой мировой, от дида осталось. А ноне без ньего никак, вороги, та и тати шатучи…
– Может, и патронов нет?
– Та яки ж патроны?
– А ты у сыновей попроси, они тебе отсыпят, – напустив строгости в голове, произнес Самойлов.
– Та что вы такэ балакаетэ, во то як спите? – всплеснул руками мужик.
– Ну хватит, дядя, нам зубы заговаривать. Куда сыновья на велосипедах поехали? – еще раз ткнул под бок ствол автомата Сергей, да так, чтобы до ребер достало.
Мужик замолчал и, стянув шапку с головы, произнес уже на русском:
– Да здесь неподалеку, в деревню Сливянку. Там комендатура немецкая.
– А чего же ты, старый, сыновей-то к фашистам на службу определил? – не унимался Протасов.
– Да чего там, – махнул рукой бородатый. – Старшего, Петра, призвали, а младшего, Фрола, сам записал, чтобы в Германию на работы не услали. Из деревни-то всех мальчишек и девчонок старше пятнадцати собрали, на машины погрузили и увезли. Куда? Никто не знает. Беда!
– Да ты, как я посмотрю, не бедствуешь на своем хуторе. Лошади, коровы…
– Не мои! Вот те крест не мои! – торопливо перекрестился мужик. – Перед самой войной тут жил богатей один, Богдан Коваль, раскулачили, а самого выслали в Сибирь. Да он вскоре вернулся. Сам-то ноне во Львове, какой-то начальник по заготовкам, а меня сюда посадил с семьей, на хозяйство. Молоко от пяти коровок каждое утро вожу в Дрогобыч в немецкий госпиталь. Так распорядился хозяин.
– Тебя как зовут-то? – спросил Самойлов.
– Мирон. Мирон Студенец. Родом-то я из-под Винницы, да жонка из этих мест…
– Скажи-ка мне, Мирон, немцы в округе есть?
– Только в Дрогобыче…
– А в Сливянке?
– Не-ет, – боднул бородатый. – Там только комендатура, и в Ключах тоже только полиция…
– На дорогах есть патрули?
– Перед городом. Там речушка небольшая. У моста немецкий патруль.
– А за Дрогобычем?
– Не знаю. Говорили мужики, что и посты есть, и на автомобилях патрули разъезжают… Да и воинских частей немало до самого Львова. Вам, поди, во Львов надо?
– Не твоего ума дело! – рыкнул Сергей.
– Погоди, Серый. – И, обращаясь к Мирону, Самойлов спросил: – Как я погляжу, ты догадливый. Скажи, как можно попасть во Львов, не привлекая особого внимания?
Мужик задумался, затеребил бороду.
– По железке… – сказал он решительно.
– Как это?
– По железной дороге. Через Дрогобыч время от времени проходят эшелоны с побитой немецкой техникой. То ли в ремонт ее везут, то ли на переплавку. Охраны почти никакой: на паровозе и на площадке последнего вагона по человеку, ну и теплушка с караулом где-то в составе. Точно, сам не раз видел.
– Ты, случаем, в армии не служил? Уж больно на лету все схватываешь… – удивился Самойлов.
– Не пришлось. Всю жизнь в деревне…
– Спасибо тебе, Мирон Студинец. Ну, а о нашей встрече, как ты и сам понимаешь, никому, – предупредил Самойлов, – и даже сыновьям. Сыновьям особо!
– И вам спасибо, – приложил руку к сердцу бородатый.
– За что? – удивился Сергей.
– За жизнь…
С тем и расстались: мужик продолжил свой путь, а Самойлов и Протасов углубились в лес.
– Ну что, Медведь, не заскучал? – вопросом встретил присоединившегося к ним товарища Сергей. – До Львова в купейном вагоне поедем… – сообщил он восторженным тоном.
– Не трудись, – усмехнулся Федор. – Я все слышал. А железная дорога там, – указал он рукой, – километрах в шести. В утреннем воздухе проходящий поезд далеко слышно. И не только поезд: вас тоже… Так что потише…
– Рано еще к железке двигаться. Надо груз забрать: рацию, боеприпасы, взрывчатку. Веди, Федор. У тебя это лучше получится, – распорядился капитан Самойлов.