Ножи Императора
Шрифт:
Марк мгновение мрачно посмотрел на него.
– Ты понимаешь, что обрекаешь себя на почти верную смерть на Арене?
Британец снова рассмеялся, но его ранее резкая шутливость смягчилась до фатального тона человека, размышляющего о собственной неминуемой кончине.
– Я солдат, Марк. Я смотрю в лицо смерти каждый раз, когда выстраиваю своих парней так, чтобы они не напарывались на клинки синеносых ублюдкам, с которыми мы сражались. И кроме того, в отличие от большинства других мужчин, с которыми нам придется драться, я убивал столько раз, что не могу даже и вспомнить. Поверь мне, мы с тобой прорежем такую полосу среди этих ублюдков, о которой потом будут вспоминать еще много лет.
Его друг пристально посмотрел британцу в глаза.
– И когда придет время разделаться с ч варварскими военнопленными, которых отправили в Рим для того, чтобы устроить жителям города грандиозное зрелище? Или тебя заставят убивать людей, приговоренных к смерти, на Арене?
Дубн пожал плечами.
– Я пролью их кровь на песок, не задумываясь. Варварам следовало бы не высовываться, а преступники либо не должны были совершать своих преступлений, либо не должны были попадаться. Возможно, мне даже удастся выпотрошить кишки ублюдку, который украл мой кошелек в бане.
Марк невольно улыбнулся.
– Звучит так, как будто ты занимался этим всю жизнь. И у меня нет времени с тобой спорить. Если ты настроен на это, … пошли!
Его друг хлопнул огромной рукой его по плечу.
– Я готов, брат. А теперь давай поскорее уберемся отсюда, пока нас не хватились. Ты знаешь, что Юлий заковал бы нас обоих в цепи, если хотя бы заподозрил, что ты настолько глуп, чтобы добровольно пойти в лапы этого Несущего Смерть.
Марк загнал собачонку обратно в дом и закрыл дверь, сделав глубокий вдох и отвернувшись. Дубн подошел ближе, приблизив рот к уху римлянина.
– Ты все еще можешь передумать, Марк. Ты отомстил за свою семью больше, чем даже я когда-либо мечтал бы, и все трое, которых ты убил, мстя за свою собственную потерю, умерли в муках и унижении. У тебя прекрасная жена и ребенок, которые будут скучать по тебе каждый день всю оставшуюся жизнь. Для тебя что, так много значит еще одна смерть?
Римлянин покачал головой.
– Для меня нет. но тени моей семьи взывают ко мне и только я могу осуществить месть, которую они жаждут? Это вопрос, не согласуется с тем, который задаешь мне ты. Пошли быстрее, пока у меня не сдали нервы.
В тишине они вместе стали поднимались на Авиньонский холм, и Дубн выругался себе под нос, наступив в содержимое туалетного горшка, которое было выброшено на улицу из высокого окна.
– И что мы будем делать, когда туда доберемся?
– Ты спрашиваешь не того человека. Все, что я знаю, это то, что Дакийский лудус рассматривает заявки от потенциальных кандидатов рано утром каждый рабочий день. В какой форме это проходит и что нас ожидает после, я понятия не имею, кроме того, что нас заставят дать клятву, которая низведет нас до статуса рабов. Даже, хуже, чем рабов. После этого они проведут с нами необходимую тренировку, чтобы мы готовы были драться ...
Они достигли пологого гребня холма и на мгновение остановились, чтобы посмотреть на окрашенный в розовые тона город, где массивная громада Арены Флавиев затмевала окружающие ее здания, будучи даже выше, чем возвышающийся акведук Клавдия на юге.
– В день Игр он вмещает пятьдесят тысяч человек, жаждущих крови. Так, что это будет немного отличаться от схваток с варварами, а?
Дубн фыркнул.
– Единственная разница будет в том, что там мне придется убить всего одного или двух человек, чтобы выжить.
Оба мужчин спускались по северному склону Авентина, с первыми неуверенными птичьими чириканьями, которые эхом отражались от стен вокруг них.
– Ты уверен, что этот Мортиферум все еще живет в лудусе? Было бы жаль отказаться от своей свободы и обречь нас обоих на пожизненные бои только для того, чтобы обнаружить, что он собрал манатки и ушел жить к какой-то шлюхе.
Марк покачал головой.
– Это им запрещено. Каким бы великим не был гладиатор, пока он не освободится или не выкупит свой контракт, он принадлежит школе, которая ему платит и кормит его. Кроме того, зачем ему отказываться от такой удобного защищенного места? Сомневаюсь, что ему чего-то не хватает ...
Стараясь держаться в более глубокой тени, двое мужчин вскоре прошли мимо восточного конца Большого Цирка, где длинный ряд трибун ипподрома тянулся слева от них прямо в предрассветный сумрак. За ярусными рядами кресел возвышалась громада Палатинского Холма, увенчанного императорскими дворцами, где Марк совсем недавно был свидетелем смерти человека, ответственного за убийство его отца. Дубн поднял руку, указывая на картину бурной деятельности внезапно развернувшейся на их пути.
– Похоже, какой-то бедняга нарвался на грабителей.
Примерно в сотне впереди, в свете факелов, освещавших восточную оконечность Палатинского Холма, одинокий человек стоял посреди плотной группы мужчин, которые все теснее окружали свою жертву, не оставляя ей шанса на спасение. Пока двое друзей наблюдали, все еще продвигаясь незамеченными, сцена внезапно изменилась, поскольку предполагаемая жертва банды решила, что нападение - это его лучшая форма защиты, и, выкрикнув что-то похожее на военный клич, он бросился вперед.
– Да здравствует Гемина!
Бросившись на ближайшего из нападавших, он схватил мужчину за руку, нейтрализуя угрозу тускло поблескивающего лезвия в его руке, завернул ему руку и порвал связки, на плече противника.
С пронзительным криком пораженный грабитель упал на землю, размахивая рукой, корчась в агонии от столь неожиданно обрушившейся на него боли. Головорезы, собравшиеся вокруг своей жертвы, внезапно остановились, их очевидный лидер в ярости размахивал ножом, и его слова отчетливо звучали на тихой улице.