Ншан или Знак Свыше
Шрифт:
– Теперь да. Неясно только, зачем вы сюда пришли. Какое я имею ко всему этому отношение?
– Ну какой же вы непонятливый! Или прикидываетесь? Я, в сущности, пришла за вами.
– Что???
– Ншан хочет вас видеть. Я здесь по ее просьбе.
Забыв о своем раздражении на эту нагловатую, крашеную особу, он смотрел на нее озадаченно, даже растерянно. Ншан хочет видеть его?
– Что же вы столько тянули, - упрекнул он Тамару.
– Интересно было понять, что вы из себя представляете. Ее, знаете ли, окружает столько людей... Ею восхищаются, ее восхваляют, обхаживают, льстят. Ей даже делали предложения. А она, по-моему, все это время ждала вас. Вот мне и захотелось самой узнать, какой вы и почему ни разу не навестили старую знакомую.
– Мы выезжали на съемки. В другой город.
– А сейчас? Ведь вы целыми днями торчите в буфете, не зная, куда себя деть. У вас уйма свободного времени.
– Послушайте!
– Ладно-ладно, меня это не касается. Но вам лучше не говорить ей, что вы в простое. Обещаю, я тоже не скажу... Вставайте. Мы едем к ней.
Он не сдвинулся с места.
– Ншан просила привезти вас. Сегодня. Я, в отличие от вас, благодарный человек. Я тоже кое-чем ей обязана. И я выполню свое обещание. Даже, если для этого мне придется вызвать наряд милиции или домкрат. – Она улыбнулась, давая понять, что шутит, и тут же сделала серьезное лицо, означавшее, что в каждой шутке есть доля правды.
– Я не могу.
– Это еще почему? – Она с жадным любопытством впилась в него глазами.
– Оставьте меня в покое. Не лезьте в душу, - разозлился он. – Сказал, не пойду!
– Арту-ур... – Тамара осуждающе покачала головой. – Это же некрасиво. Нечестно. Наконец, малодушно, не по-мужски. Вас зовет девушка, которой вы, вроде бы, обязаны жизнью. Как же вы смеете отказывать ей в простом желании повидаться с вами!
– Скажите ей, что не нашли меня.
– Я не стану лгать. И вам не советую. Ее невозможно обмануть. Да и что, собственно, случилось? Один дружеский визит вас ни к чему не обяжет. Чтобы не выглядеть неблагодарным, вы должны были навестить ее еще два года назад, когда она только переехала в Ереван.
Он долго, очень долго молчал. И наконец принял мучительно-трудное решение, буркнув почти враждебно:
– Ладно. Пошли.
Симон Симонович совсем некстати привел к Ншан двух пациенток. С его лег-кой руки, едва ли не все его знакомые, родственники и начальство перебывали у нее. На сей раз это были «нужные люди» из Москвы. Он считал себя первооткрывателем Ншан, ее крестным отцом и покровителем, более того – полноправным хозяином с безграничными правами на нее.
По его требованию Сильвия отпустила всех, кто домогался «аудиенции» у сельского феномена. Ншан же отвечала на все вопросы, обращенные к ней, невпопад, раздражалась, нервничала. Мысли ее были заняты затянувшимся отсутствием Тамары, ни о чем другом она не могла думать. Она жаждала только одного – чтобы ее оставили в покое. Но такой роскоши она давно уже позволить себе не могла. Ншан любила людей. Любила, когда их вокруг нее много. Это давало ей ощущение вовлеченности в общую жизнь, своей сопричастности к ней... Но не сейчас.
Армен и Арам, появлявшиеся последнее время даже чаще, чем ей хотелось бы, уединились с матерью на кухне для обсуждения очередных «хозяйственных дел». Они о чем-то возбужденно спорили. Голос Арама то и дело срывался на крик, мешая беседе в гостиной. И хотя это тоже раздражало Ншан, она терпела – братья как ни как...
И тут из непроглядной темноты, окружавшей ее, возник, наконец, голос Тамары:
– Все, как ты хотела, Ншан. Мы здесь.
Она напряглась всем своим естеством... каждой клеточкой тела и души (если душа материальна), будто птица перед решающим полетом, и тихо, но твердо потребовала:
– Прошу всех посторонних оставить мой дом. Я занята теперь.
– Кого ты имеешь ввиду, Ншан? – спросил Симон Симонович, и в голосе его появились металлические оттенки.
– Вас и ваших московских друзей, - в тон ему ответила она.
– Опомнись, Ншан! – он заговорил с ней, как с капризным ребенком. – Ты не можешь так поступить.
– Я сказала, что занята.
– Ншан! – Он предостерегающе поднял голос. – Не забывайся. Ты никогда прежде не позволяла себе такого.
– Не позволяла чего? – теряя терпение, выкрикнула она. – Или я не у себя дома? Или я не свободный человек и не имею права на отдых и личную жизнь? Уходите все! – Бледнея от гнева, она выбросила вперед руку в направлении двери.
Тамара и Артур, стоя в сторонке, с любопытством и удивлением наблюдали странную сцену. На шум вышли из кухни мать и братья.
– Но, милая, воспитанные люди так не поступают, - упрекнула ее одна из московских дам. – Нам обещали, что вы нас посмотрите. Мы здесь, в Ереване, специально из-за вас.
– Я вам ничего не обещала. Моего согласия никто не спрашивал. Я не машина, которую включают по требованию, и ничья собственность.
– Нша-ан!!! – опешил Симон Симонович, покрываясь багровыми пятнами.
– Да-да. И ничего с вами не случится, если вы придете завтра, когда... когда я смогу вас принять. А сейчас прошу всех еще раз: освободите помещение, - сквозь стиснутые зубы потребовала она.
Арам решительно шагнул к сестре и взял ее за руку.
– Нельзя так вести себя с людьми, - наставительно сказал он. – Нам стыдно за тебя. Ты всем обязана Симону Симоновичу. Если бы не он...
– Это он обязан мне всем! – дерзко заявила Ншан, вспоминая наушничества «доброжелателей». – Он выставляет меня на обозрение, как дрессированную собачку. Хватит! Надоело.
Армен с другой стороны подступил к ней и прошипел в самое ухо:
– Немедленно прекрати.
– А вы мне тут не указ! – обрушилась на братьев разбушевавшаяся Ншан. – Вы в моем доме пасетесь. Добро за мой счет наживаете. Пользуясь тем, что я слепая, а мать – добрая, свои делишки исподтишка делаете. И думаете, что я ничего не знаю.
– Ншан!!!
– Молчать! Ведь я до сих пор молчала. Думала, братья... пусть себе. Но вы уже настолько распустились, что позволяете себе орать и скандалить перед тем самым человеком, которому, как вы говорите, я всем обязана. Убирайтесь вон отсюда! Все убирайтесь.
Теперь лицо Ншан пылало. А Симон Симонович стоял белый, как первый снег.
– Ты пожалеешь о своей скандальной выходке, - угрожающе пробормотал он после того, как, хлопнув дверью, ушли разъяренные Арам и Армен.
Сильвия, прислонясь к дверному косяку, с болью в сердце наблюдала за разыгравшейся сценой. Едва увидев Артура, она все поняла. Ее осуждающий взгляд был устремлен не на дочь, а на него.
– Что ж, видно нам действительно лучше уйти, - извиняющимся голосом обратился Симон Симонович к москвичкам. – Она явно не в себе. Это нервный срыв. У таких неординарных личностей, как наш феномен, обычно неустойчивая психика и расшатанная нервная система. Простим ей.