"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
правило, в справке отмечалось, по какому пункту 58-й статьи будет предъявлено обвинение, но бывали и
исключения. Иногда из данного документа просто невозможно понять, в чем же виноват тот или иной
человек: «Находясь в Германии, сидел долгое время в полиции, а затем в концентрационных лагерях,
освобожден и приехал в СССР при подозрительных обстоятельствах, а также подозрительно то, что Шанцер
является членом КП Германии»197.
Справки на арест пестрят подобными перлами бюрократического «новояза», оперативным работникам
приходилось буквально на ходу сочинять инкриминируемые немцам контрреволюционные деяния. Там, где
они пытались выйти за рамки стандартных формул, получались образчики черного юмора: «Имеет близких
знакомых по национальности немцев, с которыми имеет тесную связь путем посещения их квартир». И
далее о том же самом человеке — политэмигранте
196 Журавлев С. В. Современные методы... С. 130.
197 В полицай-президиуме Берлина Арон Шанцер, работавший до ареста в феврале 1938 г. простым шофером, провел всего
неделю.
113
Гансе Шисселе, который на протяжении года с риском для жизни переправлял литературу КПГ из
Чехословакии в Германию (в России Шиссель обслуживал кинопередвижку в одном из подмосковных
районов), сообщалось: «Работая шофером Москино "Вулкан" во время выборов в Верховный Совет на почве
неуплаты ему денег имел цель уйти с работы, тем самым мог сорвать культурно-массовое обслуживание
рабочих и колхозников района в предвыборную кампанию». В этих строках — отражение не только уровня
образования сотрудников НКВД районного звена, но и реальных производственно-бытовых конфликтов,
имевших место в подмосковной глубинке.
Начальство поощряло оформление групповых дел, что позволяло рапортовать о ликвидации целых
шпионских сетей и одновременно выполнять количественные показатели. Сети формировались пре-
имущественно по производственному принципу, который доминировал в повседневной жизни СССР. На
втором месте оказывались люди, совместно проживавшие, например, в столичных гостиницах,
предоставленных в распоряжение политэмигрантов. Нередко в одну группу объединялись лица, знавшие
друг друга еще в Германии. Так появилась, например, «боевая террористическая группа троцкистов,
состоящая, в большинстве своем, из бывших советских студентов и работников советских организаций в
Берлине, прибывших в СССР из Германии в разные сроки»198.
На практике вышеназванные критерии формирования шпионских сетей пересекались, о чем свидетельствует
самое большое из следственных дел, находящихся на хранении в ГАРФ — дело, получившее в научной
литературе название «антикоминтерновского блока»199. В январе 1939 г. в него были сведены 17 одиночных
следственных дел, разработкой которых первоначально занимались два районных отделения и два
подразделения контрразведывательного отдела УГБ НКВД МО. По предположению немецкого историка
Рейнхарда Мюллера, эти люди содержались в тюрьмах как «резерв» на случай, если сверху поступит
указание о подготовке очередного показательного процесса, на сей раз — против руководителей Исполкома
Коминтерна. Все обвиняемые были крупными функционерами компартии Германии и политэмигрантами,
прибывшими в СССР по
В эту группу попали среди прочих два историка: Моисей Лурье (Эмель) и Иосиф Фридлянд, работавший деканом
исторического факультета МГУ (ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-75119).
199 ГАРФ. Ф. 10 035. On. 1. Д. П-22 720. Т.1-10; Mueller R. Der Fall des "Antikomintern-Blocks" — ein vierter Moskauer Schauprozess?
//Jahrbuch fuer historische Kommunismusforschung. Berlin, 2006.
114
подложным документам. По тем или иным причинам никто из них не перешел в советское гражданство.
Почти все они являлись штатными сотрудниками аппарата Коминтерна или его побочных организаций,
проживали в гостинице «Люкс» или Доме политэмигрантов на улице Обуха.
Однако до «антикоминтерновского процесса» дела так и не дошло — в 1938 г. Сталин посчитал
воспитательно-устрашающую функцию показательного правосудия выполненной. Немецкие коммунисты
продолжали сидеть в тюрьме и после окончания «ежовщины», хотя все они отказались от своих
признательных показаний, данных на первом этапе следствия. Из группового дела на протяжении 1939-1940
гг. постоянно «отщипывали» отдельных обвиняемых, которые либо не вписывались в заготовленный
сценарий контреволюци-онной организации в Коминтерне и КПГ, либо, как Вальтер Диттбендер, были
готовы признать любые обвинения и могли развалить дело в случае прокурорской проверки (его подельники
утверждали, что в процессе следствия Диттбендер сошел с ума). Валентин Гане и Ганс Блох были высланы
из СССР в начале 1940 г., Пауль Шербер-Швенк и Генрих Стаффорд — освобождены в январе следующего
года.
В конечном счете по делу об «антикоминтерновском блоке» весной 1941 г. было осуждено 6 обвиняемых,
один умер в тюрьме (Ганс Боден) и двое были освобождены (Ганс Шарш-Каслер и Георг Штрецель-Франке).
Хотя данное дело фактически развалилось, оно наглядно показывает тот формально-бюрократический