"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
Лубянке, где помещалось Московское управление НКВД. Людей вызывали туда повесткой, либо в качестве
свидетелей, либо вообще не сообщая о причине вызова. Те, у кого были репрессированы родственники и кто
писал письма во все инстанции, приходили без вещей в надежде получить информацию о своих близких, и
прямо на входе в здание начинался их путь на Голгофу.
Случались аресты и на рабочем месте, того или иного человека вызывали в отдел кадров, там его уже ждали
оперативные
им. Семашко, куда она пошла устраиваться на работу. Люци Бауэр, закончившая курсы Коммунистического
интерна
Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «большая история». С. 202.
119
ционала молодежи, была арестована в Крыму на отдыхе, ровно месяц продолжалось ее этапирование в
Москву.
В марте 1938 г. штатных сотрудников НКВД не хватало, аресты на дому у немцев проводили даже курсанты
Первой школы милиции (Эмилия Штельцер, Отто Никитенко). Рольф Габелин был арестован в Люберцах
«по телефонному распоряжению помощника оперуполномоченного 3 отдела УНКВД МО», райотделом был
выписан ордер на арест, проведен обыск, и вместе с изъятыми документами и валютой немец был направлен
в Москву. Самое оригинальное место ареста оказалось у «интуриста» Ганса Лакса, который решился найти
свое счастье, пройдясь пешком по России, и был задержан прямо у ворот Дмитлага.
Сопротивление при аресте фиксировалось крайне редко. Когда Альфонса Гута силой попытались поднять с
постели, «он начал громко ругаться и размахивать кулаками, говоря: "Я вас не признаю и не боюсь, вы идете
против рабочих, вы много таких как я убили, я теперь меня убьете, но я ничего не боюсь"». Когда пришли за
Гертой Дирр, муж которой был арестован ранее, она подняла из кроватки ребенка и громко задала ему
вопрос: «Скажи, кого ты больше любишь, фашистов или коммунистов». При аресте жены австрийский
шуцбундовец Фердинанд Флухер заявил: «Представители НКВД, делая обыск, перерыли все так же, как это
делают фашисты, с той лишь разницей, что фашисты при этом бьют»208.
В отличие от коренных жителей Советского Союза политэмигранты из Германии не имели возможности
скрыться от органов НКВД. Их вера в то, что карающая десница обойдет их стороной, подкреплялась
дотошным следованием всем бюрократическим процедурам, которые предписывали советские законы и
административные акты. При этом они пытались найти рациональные причины террора в собственных
проступках. Сотрудник редакционного отдела ИККИ Пауль Шербер-Швенк забил тревогу на следующий
день после того, как в ночь на 21 марта его попытались арестовать — вид на жительство известного
КПГ истек как раз накануне. Однако он был болен гриппом, и милиционеры его оставили в покое. «Ты
можешь себе представить, — писал он сотруднику отдела кадров Мюллеру, — как ужасно, как раз в
теперешнее время быть под угрозой ареста»209.
На квартиру к Шерберу-Швенку направили секретаря представительства КПГ Вальтера Диттбендера,
который без труда установил
208 Флухер был арестован 23 октября 1938 г. и получил 4 года лагерей, но впоследствии был выслан в Германию (ГАРФ. Ф.
10035. Оп. 2. Д. 30124).
209 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 6249. Л. 46.
120
следующее: немца хотела арестовать не милиция, а органы госбезопасности, и вопрос о виде на жительство
вообще не играл при этом никакой роли. Зато свою роль сыграла жестокая простуда, которая свалила
Шербера в постель — пришедшие куда-то позвонили, после чего отправились восвояси. У немца не
возникло и мысли, что речь идет о чем-то более серьезном, чем административные нарушения. Сложно
объяснить «гуманизм» лиц, принявших решение временно отложить арест. Очевидно, они были уверены в
том, что Шербер-Швенк никуда не денется из служебной квартиры, и дали ему возможность «доболеть».
Сразу после выздоровления, 29 марта 1938 г., он был арестован.
В нескольких случаях немцы рангом попроще пытались убежать от судьбы, покидая Москву и Подмосковье,
скитаясь по бескрайним просторам России. После ареста отца и брата Герман Борош отправился из
Коломны к матери в Мелитополь, но через пару недель его обнаружили и этапировали в Москву. В первый
раз Вилли Соколова арестовали вместе с отцом, бывшим русским военнопленным в Германии, но отпустили
из райотдела НКВД как несовершеннолетнего. Вилли пустился в бега, но был задержан на железнодорожной
станции за бродяжничество. Он объяснил, что шел пешком из республики Немцев Поволжья в Москву, так
как денег на билет не имел. В ходе допроса у него получился выразительный диалог со следователем, ко-
торый играл с подростком, как кошка с мышью. Соколов так ответил на вопрос, почему попытался скрыться:
«...я видел, что арестовывают всех иностранцев, поэтому считал, что и меня арестуют.
Вопрос: Вы в этом ответе клевещете на органы следствия советской власти о якобы беспричинном аресте
лиц из иностранцев, в этом виновным себя признаете?
Ответ: Да, я оклеветал и виновным себя в этом признаю, действительно, беспричинных арестов быть не
может, высказал я это по ошибке».