Нукер Тамерлана
Шрифт:
– Какой справедливости ты просишь? – спросил Тамерлан. – Кто несправедлив к тебе настолько, что ты врываешься в мой шатер и устраиваешь драку? Знаешь, что тебе за это грозит?
Дмитрий помедлил с ответом. Напряженная настороженность покинула Тимура, он тихонько поглаживал изуродованную ногу, поглядывал на Дмитрия так, словно находил его забавным и не более: большой такой остолоп, силен, как буйвол, но дурак дураком.
– Ты, – сказал Дмитрий, давя в себе хохот. Его лицо дергалось, словно в тике. – Ты несправедлив ко мне.
– Я? – Тимур от
– Да. Ты!
– Чем же? – усмехнувшись, поинтересовался Тамерлан.
– Ты повелел мне сделать то, чего я сделать не в силах.
– Я повелел тебе? – Тимур недоуменно поднял рыжие брови. Голос его стал хриплым. – Отвечай, что и когда я тебе повелел? Я такого не припомню.
– Ты повелел, и твой приказ исполняется, – сказал Дмитрий. – Но ты обрекаешь меня на бесчестье – воины моего народа не убивают безоружных пленников…
Рыжебородое лицо Тимура окаменело, зеленые глаза вспыхнули недобрым огнем.
– Я воин чужого для тебя народа, – быстро продолжал Дмитрий. – Других обычаев. Для воина моего народа попасть в плен – значит покрыть себя несмываемым позором. А убить безоружного противника – значит осквернить свое оружие, осквернить свое имя. Мой народ, ведя войну, не берет в плен мужчин. Пленный – лишь обуза, горб на спине. Зачем он нужен воину? Воину нужен враг, чтобы биться с ним. Все остальное – прах. Ты отдал приказ истребить пленных. Ты прав. Ты – мой эмир, а я – твой воин, и должен подчиниться, но по закону моего народа ты обрекаешь меня на бесчестье. Поэтому будь справедлив ко мне, хазрат эмир, избавь меня от того, что мне постыдно…
К концу его пылкой речи лицо Тамерлана разгладилось, эмир слушал его с заметным интересом.
– Расскажи-ка еще о твоем народе, – потребовал он.
– Мой народ – народ воинов, – сказал Дмитрий, гордо выпрямив спину. – Мы сражаемся не ради добычи, а ради битвы. Враги моего народа трепещут перед ним и платят дань, чтобы мой народ не ходил на них войной. Но разве воин может жить без битвы? – Дмитрий расхохотался с превеликим облегчением: наконец-то душивший его смех смог вырваться наружу. – И если мы хотим воевать, то отсылаем дань назад и идем на врагов войною.
– Хм… – Тамерлан погладил рыжую бороду. – Удивительные вещи ты рассказываешь о своем народе. Ничего подобного я до сих пор не слыхивал. – Он вдруг громко, по-кошачьи фыркнул: – Значит, по-твоему, я должен был раздать пленникам оружие? А? Слышите, что он тут говорит? – окликнул он стражников. – И расхохотался в голос.
Дмитрий стоял на коленях, глядя на хохочущего Тамерлана и слыша ржание стражников за спиной. Неожиданно в хохот вклинился новый резкий голос:
– Чего ржете, собачьи дети? Где вы должны быть? А это еще кто такой? Что он тут делает?
Тамерлан оборвал смех и позвал:
– Иди сюда, Идигу. Ты только послушай, что он говорит.
Переваливаясь на кривых ногах, коренастый Идигу Барлас вышел вперед, остановился рядом с Дмитрием и громко вопросил:
– А ему что здесь надо?
– Погоди, – прервал своего полководца Тамерлан. – Знаешь, что он думает? Что неплохо бы дать пленникам оружие…
Идигу Барлас обалдело раскрыл рот и прочистил горло.
– Кому дать оружие? – переспросил он. И крякнул: – Кого здесь лошадь по голове лягнула, пока меня не было?
– Помнишь его? – спросил Тимур.
– Еще бы не помнить, – буркнул Идигу Барлас. – Как он здесь оказался, скажут мне или нет?
– Сам пришел, – ласково улыбнувшись, ответил Тимур.
– Са-ам! – Идигу Барлас шумно втянул ноздрями воздух и уперся кулаками в бока. Глаза его метали молнии.
– Погоди, Идигу, – снова остановил его Тимур. – Я хочу с ним побеседовать, раз уж он пришел ко мне. И ты послушай, послушай…
Слегка растерявшийся Идигу Барлас ограничился тем, что гневно цыкнул на стражу, приказав им убраться прочь. Однако Тамерлан распорядился иначе:
– Пусть останутся.
Идигу Барлас гневно хмыкнул, отошел от Дмитрия и, кряхтя, уселся на подушку, проворчав:
– Ну-ну… Послушаем…
В левой руке Тимура словно ниоткуда появились четки. Перебирая их, он прикрыл тяжелые веки и сказал:
– Воистину удивителен твой народ, и обычаи его достойны удивления.
Дмитрий пошевелил плечами, расслабляясь. Все в порядке. Встреча состоялась. Тамерлан у него на крючке. Мягко говоря, он назвал Хромца скотиной. Вряд ли Тамерлан оставит оскорбление без внимания – вот и стражники наготове. Но выдержка у него – только позавидовать можно. И за это ему спасибо…
– Значит, по-твоему, приказав истребить пленников, я осквернил свое имя и оружие? – вкрадчиво поинтересовался Тамерлан.
“Как по-писаному”, – подумал Дмитрий.
– Не так, – возразил он.
– А как же? – по-прежнему тихо спросил Тамерлан.
– Ты не воин моего народа. И я поступил на службу к тебе, а не ты ко мне. Тебе кажутся удивительными обычаи моего народа, мне кажутся удивительными обычаи твоей земли. Я не осуждаю их, не мое дело – судить. Я всего лишь не хочу глупой и позорной для себя смерти, поскольку обычаи моего народа для меня святы, и идти против них я не могу. А это ослушание, за которое ты караешь. Что мне остается? Повиновение обрекает меня на бесчестье, ослушание – тоже… И я пришел просить у тебя справедливости, а не хулить тебя – это твои пленники, а не мои. У меня только одна рабыня. Мне достаточно и ее.
От эдакого нахальства Идигу Барлас зашипел, как паровоз, выпускающий пар.
– Шахрух, – проговорил Тамерлан, улыбаясь неизвестно чему.
– Истинно, – подтвердил Дмитрий. – Но чем я заслужил такую участь? Разве я не бьюсь за тебя, как полагается воину?
– Мне известно, что ты оскорбил и разгневал отказом мирзу Халиль-Султана. Мой внук великодушен, и он простил тебя, недостойного оказанной чести. Мне известно и какими словами ты отказался… – сказал Тамерлан, поглядывая на Дмитрия уже совсем иначе, чем прежде. Похоже, Хромец перестал принимать его за идиота.