Нулевой контракт
Шрифт:
Поперечный проход обнаружился уже метров через двадцать, и в обе стороны, насколько я мог видеть, тянулись те же ряды «клеток».
— Пробегитесь сначала направо, потом налево, я подожду, — приказал я.
Если мы хотим уложиться в час, который нам выделил Цзянь, то надо поторапливаться.
Пока Ингвар с Сычом разведывали ответвления, я таращился вперед, напрягая глаза. «Клетка» рядом со мной тихонько вздыхала, по внутренним стенкам ее ползли вверх мутные капли размером с кулак, и добравшись до потолка, исчезали,
Проход оказался тупиковым и пустым в обе стороны, и мы двинулись дальше.
Вскоре наткнулись на второй, точно такой же, разве что несколько более длинный — ничего удивительного, мы подошли к центру башни.
— То же самое, — буркнул я.
— То же самое, — откликнулся тонкий, словно детский голосок.
В угловой «клетке», что до сего момента выглядела пустой, началось движение. Ударили снизу зеленые струи, превратились в елочки, упало сверху замшелое бревно, и на нем обнаружилась девочка прямиком из сказки — в лаптях, сарафане и платочке, в руках корзинка, губки бантиком.
— Спасите меня, — сказала она жалобно, протягивая к нам руки. — Меня тут заперли. Нехорошие люди.
Что-то не так было с ее голубыми глазами, с лицом, я это понимал, но дальше логическую цепь выстроить не мог, что-то мешало, мысли обрывались, словно их рубили топором. А еще я медленно не шагал даже, шаркал в сторону клетки, ноги двигались сами, не спрашивая моего разрешения.
— Иван, что с тобой? — спросил Ингвар. — Эй, троллева дочь, оставь его в покое!
— Спасите меня, — повторила девочка, которая на глазах становилась старше, менялась: набухла под сарафаном грудь, лицо округлилось, из-под платка пробилась рыжая прядь.
Передо мной сидела Мила, моя школьная любовь, которую я так и не смог забыть, не смог, не смог… Но зато сейчас я сумею ее выручить, я вытащу ее обязательно, и мы будем счастливы, мы будем вместе…
— Держи его! — прозвучало сзади, рука легла мне на плечо, но я сбросил ее.
Теперь я уже не шаркал, я бежал к любимой, чтобы освободить ее, выпустить на свободу! Грудь распирало от радости, от восторга, и Мила улыбалась мне призывно и ласково, на щеках ее играли такие знакомые ямочки… погладить одну из них, а затем поцеловать, обнять за талию, ощутить, как она прижмется ко мне.
Со всего размаху я ударился о что-то твердое и колючее, тысячи игл пронзили тело. Даже не знаю, что помогло мне не заорать, наверное то, что челюсти свело судорогой и я не смог открыть рот.
— Иди же ко мне! Иди! — шептала Мила, от которой меня отделяли сантиметры, лицо ее кривилось так, как не может лицо человека, и голос превращался в злой механический зов. — Иди! Иди! Иди!
Перед глазами вспыхнуло, поле зрения перегородило что-то серое, отливающее металлом. Наваждение схлынуло, и я понял, что фактически прилип к стене «клетки», и пытаюсь вломиться внутрь.
А
Я сумел оттолкнуться от скользкой и теплой поверхности, на ощупь ничем не напоминавшей металл.
— Давай сюда! — Ингвар схватил меня за плечо и дернул назад. — Что с тобой?
В этот момент «клетка» вновь стала прозрачной, и я торопливо отвел глаза, отвернулся.
— Спасите меня, — теперь голос звучал много ниже, так могла говорить женщина средних лет.
— Мама? — прошептал Сыч, и двинулся к «клетке» шаркающими, дергаными шагами.
— Держи его! — Ингвар отпустил меня и прыгнул к индейцу.
Я подскочил к тому с другой стороны и вдвоем мы сумели остановить Сыча, хотя он дергался и сопротивлялся. Во время этой борьбы я бросил взгляд на «клетку», но обнаружил внутри только серый туман, в котором плавали желтые, бурые и коричневые облачка.
Это… эта, чем бы она ни была, похоже вызывала зрительные образы прямо в мозгу, извлекая оттуда самые сильные, намертво выжженные на нейронах эмоциональные впечатления.
— Нет… нет… пустите! — шипел Сыч, пока не обмяк у нас в руках, голова его опустилась на грудь.
— Эй, вождь?! — Ингвар хлопнул индейца по щеке. — Ты чего?
— А? — Сыч вскинулся, принялся озираться, дико вращая глазами. — Мама приснилась. Это точно мир мертвых, и мы сейчас в усыпальнице голодных духов, порождений Алчущей Бездны, — последние два слова он произнес так, что сомнений в заглавных буквах не оставалось.
Несет бред, но бред обычный, а значит пришел в себя.
— Спасите меня… — вновь зазудел голос, и уже норвежец покачнулся, кожа на его лице словно натянулась, руки задрожали.
Но тут тварь из «клетки» не на того напала.
Ингвар закрыл глаза и отвернулся, напряженная гримаса намекнула, что это простое действие далось ему нелегко.
— Уходим… иначе нет… иначе я тоже… а нельзя… лопнет… — забормотал он.
Приглядевшись к «клетке» я сообразил, о чем он говорит — на передней стенке, где я в нее впечатался, осталось еле заметное углубление, паутинка трещин, то в пустоте, то на монолите, то на светящейся сетке. И если шарахнуть по нему еще, а потом еще, используя работающее на эмоциях человеческое тело как таран, то преграда может и не выдержать.
— Надо боковые осмотреть, — выдавил я через пересохшее горло.
Нечто в угловой «клетке» продолжало голосить и менять обличья, но мы больше на него не реагировали.
Сыч с Ингваром сначала сбегали в одну сторону, потом в другую, и вернулись с известием, что оба тупика пусты. Мы пошли дальше, и когда стонущий жалобный голос затих позади, я вздохнул с облечением… придется вернуться за Васей, но ничего, там можно и бегом, чтобы не хватило времени на атаку.