Нутро любого человека
Шрифт:
— Привет. Могадишо, — сказал он.
— Могадишо. Я Маунтстюарт.
— Юрген. Какого хрена делают с вами эти девки?
— Они настояли на том, чтобы приехать сюда. Я думал, это часть плана.
— Дерьмо, — Юрген выпалил несколько немецких ругательств. — Деньги с вами?
— В настоящей момент не при мне.
— Принесите их вон в то кафе. Через час.
Я потащился обратно в отель, где увидел девушек, сидевших в салоне для постояльцев, читая журналы и, об этом можно и не говорить, куря.
— Чем займемся сегодня, Маунтстюарт? — спросила Петра.
— Сегодня свободный день, — ответил я. — Развлекайтесь, как хотите.
— Это в Цюрихе-то? — скривилась Ингеборг. — Большое спасибо, Маунтстюарт.
— Веселитесь. Не забыли?
В номере я уложил сумку, спустился вниз не лифтом, но лестницей, — оказалось, впрочем, что нужды в предосторожностях не было, девушки ушли. Я расплатился по счету и пошел в указанное мне кафе на встречу с Юргеном. Тот появился минут десять спустя, неся плоский чемоданчик.
— Это вам, — сказал он, вручая мне чемоданчик. Я отдал ему конверт с долларами и он впервые за наше знакомство, выдавил из себя улыбку, хотя деньги все же старательно пересчитал. Покончив с этим, засунул конверт в карман и пожал мне руку.
— Скажите Джону, что мы готовы, — сказал он. — Удачи.
Я поймал трамвай, идущий к железнодорожному вокзалу и купил билет до Гренобля. Оттуда я намеревался отправиться на север, в Париж, и через Кале вернуться в Англию. Джон Вивиан настаивал на том, чтобы я возвратился домой через другой порт.
В ту ночь, в Гренобле, я сидел в баре отеля неподалеку от железнодорожного вокзала и смотрел вечерние новости. В аэропорту Пальма террористы захватили реактивный пассажирский самолет „Люфтганзы“. Угонщики — четверо арабов, двое мужчин и две женщины, — требовали освобождения всех политических заключенных, содержавшихся в тюрьмах Западной Германии.
Ночью я лежал в постели и думал о том, что поделывают мои девушки, Петра и Ингеборг. Я чувствовал себя отчасти прохвостом из-за того, что сбежал от них подобным образом, но, с другой стороны, я ведь только выполнял указания Джона Вивиана. Да и в любом случае, рассудил я, они слишком легкомысленны и непредсказуемы — кто их знает, могли и в Лондон за мной увязаться. Представляете: жить на Тарпентин-лейн с Петрой и Ингеборг [220] …
220
„Петра“ — Ганна Гауптбек. В 1978-м была арестована в Гамбурге западногерманской полицией. Приговорена к семи годам тюрьмы за ограбление банка и заговор, имевший целью закладку бомб. „Ингеборг“ — Рената Мюллер-Грас. Исчезла в 1978-м, после перестрелки с полицией в Штутгарте. Ушла в подполье. По некоторым данным — умерла.
Чемодан, врученный мне Юргеном был не только тяжел, но и накрепко заперт.
На следующее утро я, вооружась маленькой отверткой и изогнутым куском проволоки, вскрыл чемоданчик. Его заполняла разного рода поношенная одежда и сорок брусков того, что я счел гелигнитом. На каждом имелась маркировка: „ASTIGEL DYNAMITE. EXPLOSIF ROCHER, SOCI'ET'E FRANCAISE DES EXPLOSIFS. USINE DE CUGNY“. Я закрыл чемодан и начал прикидывать, что делать дальше. У меня было при себе около 70 фунтов французскими франками — достаточно, чтобы продержаться, при моем скромном образе жизни, несколько дней и суметь вернуться домой. Останавливаться в отелях я себе явным образом позволить не мог: быть может, купить палатку и спальный мешок и ночевать в них? И тут я вспомнил, где я — во Франции. У меня же имеется собственность в этой стране. Я поднял телефонную трубку и позвонил в Лондон, в контору Ноэля Ланджа.
Вечер пятницы. Я был в Тулузе, остановился в самом дешевом отеле, какой смог найти. Утро субботы. Поехал автобусом в Вильфранш-сюр-Ло. Купленную мной газету переполняли новости о похищении самолета „Люфтганзы“. Самолет уже в Дубайе, требования уточнились: освободить одиннадцать членов банды Баадер-Майнхоф и двух палестинцев, сидящих в турецкой тюрьме, а также доставить на борт самолета выкуп за заложников — 15,5 миллионов долларов.
Еще на одном автобусе поехал долиной Ло из Вильфранш в Пюи л’Эвек, где и нашел контору notaire [221] , месье Полле, у которого хранились ключи от дома Кипрена в Сент-Сабин. Месье Полле, добродушный мужчина с жесткими, коротко остриженными седыми волосами, предложил отвезти меня в Сент-Сабин — это сорок километров к югу. И мы покатили проселками по лесистым холмам, солнце время от времени показывалось из-за больших, быстро плывущих облаков, влекомых сильным ветром к востоку.
221
Нотариус ( франц.) — Прим. пер.
Дом, мой дом, называется „Пять кипарисов“, он так и оставался выставленным на продажу с тех пор, как я узнал, что унаследовал его. Уже очень скоро мне предстояло понять, почему никто на него не позарился. Сами пять кипарисов, такие же старые, как дом, были посажены еще в пору его строительства. Великолепные, косматые, зрелые деревья футов в сорок высотой, стратегически расставленные вокруг дома и единственной его надворной постройки — куда более старого каменного амбара. Дом запущен, его малопривлекательные, характерные для девятнадцатого века черты более или менее прикрыты густо разросшимся плющом и диким виноградом. Он стоит посреди небольшого парка со множеством пожилых лиственных деревьев — каштанов, дубов, платанов, — попасть в парк можно через ржавую калитку, навсегда открытую, вход преграждает лишь пластмассовая красно-белая цепочка.
Месье Полле отпер входную дверь и впустил меня в дом, вручив связку ключей с прикрепленным к ним ярлычком и пробормотав, поскольку я таким образом символически вступал в права владения: „ F'elicitations [222] “. Старые терракотовые плитки пощелкивали под ногами, пока я оглядывал большую комнату первого этажа, содержащую два кожаных кресла, изъеденные молью шторы и заколоченный досками очаг. Я опустил на пол сумку и чемодан с динамитом, слушая объяснения месье Полле насчет того, что вода и электричество отключены, а он может порекомендовать мне в Пюи л’Эвек превосходный отель. Нет-нет, сказал я, мне хочется, прежде чем я вернусь в Англию, переночевать здесь. „ Comme vous voulez, Monsieur Mountstuart [223] “. Мне нравится, как звучит по-французски мое имя. Месье Полле подбросил меня до Сент-Сабин, стоящую всего в километре от дома, я нашел маленький супермаркет и купил в нем немного хлеба, банку паштета, бутылку красного вина (с винтовой крышкой), бутылку воды и несколько свечей. И в густеющих сумерках неторопливо вернулся в мой новый дом.
222
Мои поздравления ( франц.) — Прим. пер.
223
Как вам будет угодно, месье Маунтстюарт ( франц.) — Прим. пер.
Я съел при свечах хлеб и паштет, запивая их вином. Потом сдвинул кожаные кресла и лежал на них, накрывшись плащом, наблюдая, как свет свечей омывает потолок, и вслушиваясь в совершенное безмолвие. Остававшееся совершенным, пока я не задул свечи и не услышал в непроглядной тьме тоненький хруст, издаваемый насекомыми и грызунами, и странные шорохи и потрескивания, которые любой старый дом порождает при падении температуры. Я чувствовал себя в полнейшей безопасности.
В „Пяти кипарисах“ я провел два дня и две ночи — бродил по дому и вокруг, знакомясь с ним и его окружением. Оно далеко не прекрасно, это maison de ma^itre, — три этажа, серая cr'epi [224] на стенах, непропорционально большой, изукрашенный кованным железом балкон на втором этаже. Построено, вне всякого сомнения, каким-то разбогатевшим деревенским родичем Кипрена, желавшим произвести впечатление на соседей. Природа смягчила очертания дома разросшимися в несметных количествах плющом и виноградом — полностью заслонившими многие из закрытых ставнями окон верхнего этажа. Первый этаж пребывает в состоянии вполне сносном — ему требуется скорее хорошая уборка, чем что-либо еще, — однако, поднимаясь наверх, видишь, какой ущерб причинили дому сырость и плесень. Крыша, судя по всему, сильно протекает, одно окно лишилось ставен, стекла его вылетели и в него уже многие годы как задували ветра и заплескивала вода. В комнатах темно от разросшихся вокруг дома деревьев, и невозможно сказать, где именно лужайки парка переходят в окружающий поместье луг. За лугом, по трем сторонам от дома и позади него стоят дубовые рощи, а несколько в стороне от дома — старый каменный амбар и маленькая, в две комнаты пристройка для батрака.
224
Штукатурка ( франц.) — Прим. пер.
Я нашел ключ от амбара и, заглянув в него, обнаружил среди прочей фермерской утвари несколько расшатавшихся лопат и мотыг. Взяв лопату, я выкопал в заросшем садике за амбаром яму и похоронил в ней чемоданчик с взрывчаткой. Место захоронения я помечать не стал. А затем пошел в Сент-Сабин, за продуктами.
В Сент-Сабин имеется главная улица и маленькая площадь, на которой стоят церковь (очень плохо отреставрированная), почтовая контора, mairie [225] и минимаркет. На уходящих от площади боковых улочках расположены два бара, две аптеки, две мясницких и две пекарни. Есть также медицинский центр с врачебными кабинетами и хирургической дантиста; есть газетный киоск и таксист, водящий при случае и катафалк. В общем, есть практически все, что может понадобиться тремстам обитателям деревни. Жители Сент-Сабин имеют возможность кормиться, делать свои дела, получать, если они заболеют, помощь — и избавляться от покойников. Главная площадь, „Площадь 8 мая“, затенена безжалостно обрезанными платанами, листья их доходили мне, пересекавшему ее по направлению к минимаркету, до лодыжек. Когда я расплачивался за покупки, женщина за кассой спросила: „ Vous ^etes le propri'etaire de Cinq Cypr`es? [226] “. Я признался, что это я, и мы обменялись рукопожатиями. „ Je suis Monsieur Mountstuart, — сказал я. — Je suis 'ecrivian [227] “. Не знаю, что заставило меня добавить последнюю фразу. Наверное, я решил, что раз уж сведения обо мне распространились так быстро, следует предъявить мои верительные грамоты.
225
Мэрия ( франц.) — Прим. пер.
226
Это вы — новый хозяин „Пяти кипарисов“? ( франц.) — Прим. пер
227
Я — месье Маунтстюарт… писатель ( франц.) — Прим. пер