Нутро любого человека
Шрифт:
Скромный, но устойчивый успех «Les Cosmopolites» во Франции. Кипрен пишет, что его снова чествуют, как если б сейчас стоял 1912 год, а он был известным литератором, «grace `a toi[108]». Надо бы съездить в Париж, пока не грянул Армагеддон.
[Июль]
Олдебург. Мы сняли в этом городке небольшой домик на июль и август – почему-то меня вечно притягивает Норфолк. Когда того требуют дела, я езжу в Лондон, однако проблаженствовав здесь первые две недели, никакого желания уезжать не испытываю. Ясный серебристый свет Северного моря, прелесть тающих горизонтов. Все утро я работаю, пишу статьи или, что более чем вероятно, читаю
Я попытался уговорить Лотти отдать нам Лайонела на уик-энд, благо мы совсем рядом. Безуспешно. Фрейя, похоже, внушает Лайонелу ужас, я начинаю гадать, какую чушь вкладывает ему в голову Лотти – или, что более вероятно, эта сука Энид. Со мной он стал поспокойнее, и я стараюсь вести себя, как положено папочке. Мы с ним целый час гоняли по парку мяч, пока он не сказал: «Папа, мы еще долго будем играть в эту игру?». Если говорить начистоту, он выглядит заурядным ребенком, ничем и ни в чем, насколько я способен судить, не замечательным – не смышленый, не обаятельный, не забавный, не дерзкий, не красивый. И в довершенье всех бед, он унаследовал худшие из физиономических черт Эджфилдов. Как-то раз он спросил меня, женат ли я на Фрейе. Конечно, женат, ответил я. Он нахмурился и сказал: «А я думал, ты женат на маме». Я все объяснил. «Это значит, что ты, на самом деле, мне не папа?» – спросил он. Я всегда буду твоим папой, ответил я и, да поможет мне Бог, едва не разревелся.
[Июль]
Флеминг пригласил меня на завтрак в «Карлтон-Грилл». Он, похоже, все еще остается биржевым маклером, однако играет теперь некую секретную роль в Адмиралтействе. Сказал, что мои статьи об Испанской войне произвели «на многих» сильное впечатление. Я ответил, что 90 процентов написанного мной печаталось в Америке. «Я знаю, – произнес Флеминг, – они-то и произвели на нас впечатление». О будущей войне он говорил так, словно она уже идет полным ходом, спросил, каковы мои планы. «Выжить», – ответил я. Он рассмеялся, склонился ко мне через стол, и сказал – с видом бывалого шпиона, – что счел бы личной услугой, если бы я «держал себя в состоянии готовности для особого поста». Сказал, что работа будет вестись в Лондоне и иметь жизненно важное значение для наших военных усилий. Почему выбрали меня? – спросил я. Потому что вы хорошо пишете, видели войну вблизи и не питаете на ее счет никаких иллюзий. Когда мы покидали ресторан, то столкнулись, я и уверен, что это было подстроено, с пожилым человеком в сером костюме очень старомодного покроя, – мужчина представился как адмирал Годфри. Меня негласно оценивают.
Понедельник, 7 августа
Тесс Скабиус мертва. Утонула в Темзе, как рассказал мне – бессвязно – по телефону Питер. Она отправилась на прогулку, не вернулась вовремя к чаю, и Питер пошел вдоль реки, разыскивая ее. Увидел примерно в полумиле вниз по течению толпу, полицию, не торопясь подошел, – узнать, что случилось, – и обнаружил, что из воды только что вытащили Тесс. Она собирала цветы и поскользнулась на берегу. А плавать не умела. «Страшная, жуткая случайность», – сказал он.
Какой дьявольский шок. Милая Тесс. Я снова думаю о наших краденых воскресеньях в Айслипе, о неистовой буре чувств, которая бушевала на той жесткой, влажной постели маленького домика. Я понимаю, что ты сделала для меня, Тесс. Случайность? Сомневаюсь. Думаю, она просто решила, что с нее довольно. Слава Богу, слава Христу, по крайней мере, мне хватило смелости предостеречь Питера, поговорить с ним о его блудливых случках. Я перемолвился с Фрейей, видевшей, как я расстроен, рассказал ей кое-что из нашей общей истории: про школьные испытания,
Воскресенье, 3 сентября
Баттерси. Жаркий, душный день. Вместе с Фрейей прослушал по радио выступление премьер-министра, объявившего, что отныне мы находимся в состоянии войны с Германией.[109] Стелла ползает по полу кухни, попискивая и повизгивая, что свидетельствует у нее о сильнейшем, почти непереносимом удовольствии. Я обнял Фрейю, поцеловал ее в лоб. Не вступай в армию, прошептала она, умоляю тебя. Тут я рассказал ей о предложении Флеминга, и мы помолились о том, чтобы оно осталось в силе.
Позже я вышел один в наш садик, вгляделся в синее небо с несколькими плывущими по нему облаками. Влажно, тепло. Звонят церковные колокола. Я чувствую странное облегчение: как серьезно больной пациент, которому внезапно объявили диагноз: «Положение сложное, мистер Маунтстюарт, но отчаиваться не надо». Подтверждение даже наихудшей новости странно прочищает мозги – по крайней мере, путь впереди становится ясным, и люди знают, что следует делать. И все же, стоя в этот теплый летний день посреди моего садика, я гадал, не кончится ли все тем, что трое Маунтстюартов канут в небытие, и чувствовал, как страх омывает меня, как ледяной водой.
Дневник времен Второй мировой войны
Верный своему слову, Ян Флеминг связался с Логаном Маунтстюартом в первую же неделю войны и предложил ему работу в Отделе морской разведки. Эта прославленная разведывательная служба располагалась в стоящем неподалеку от Малл здании Адмиралтейства, и возглавлялась, в 1939-м, адмиралом Джоном Годфри (Флеминг состоял у него в помощниках). Маунтстюарт получил чин лейтенанта (специальный отдел) Добровольческого резерва Военно-морских сил Великобритании. Собственно в ОМР, он был придан отделу пропаганды и контролировал разведданные, поступавшие из Испании и Португалии, от него требовалась также разработка мероприятий, которые позволили бы обеспечить нейтралитет этих стран. Поначалу, он занимался всего лишь попытками разместить антигерманские статьи (способные произвести впечатление на испанцев и португальцев) в сколь возможно большем числе печатных изданий. Маунтстюарт предложил также разбрасывать листовки в главных городах этих стран: Лиссабоне, Опорто, Барселоне и Мадриде. ОМР ему нравился: то было спокойное, отчасти разболтанное, но гордившееся своей эффективностью учреждение. К тому же, он полагал что ему очень идет синяя морская форма (сшитая на заказ у «Берна и Милнера») с волнообразными золотыми нашивками на обшлагах.
Фрейя и Стелла поначалу перебрались в Чешир, к Девереллам, однако, поскольку ожидавшиеся массированные бомбардировки Лондона так и не воплотились в реальность, в начале 1940 года обе вернулись домой. Питер Скабиус вступил добровольцем во Вспомогательную пожарную бригаду. Бен Липинг в 1939-м покинул вместе с семьей Париж и открыл маленькую галерею (по-прежнему называвшуюся «Братья Липинг») на Дюк-стрит, неподалеку от Сент-Джеймского дворца. Во время войны вести дневник государственным служащим и офицерам запрещалось. ЛМС, по-видимому, знал об этом, и потому повествование его зачастую надолго прерывалось, – пока с ним не происходило что-либо, представляющее подлинный интерес.
–––––––––––––––––––––––––––––––––
1940 Понедельник, 10 июня
Сегодня отнес фаустиновых Миро в галерею Бена и разложил их по полу его смотровой. Бен едва не упал – ему пришлось самым что ни на есть настоящим образом ухватиться за спинку кресла. «Ты хоть представляешь себе, что может означать такое собрание?» – спросил он. Я объяснил странное происхождение этих картин. «Ладно, я полагаю, на девять десятых твое владение ими законно, – сказал Бен. – У тебя есть какие-нибудь соображения о том, кому они принадлежат?». Я ответил, что происхождение картин покрыто тайной, однако ту часть их истории, которая известна мне, может подтвердить Эрнест Хемингуэй.