Нутро любого человека

Бойд Уильям

В сущности, эти мысли, стоило мне дать им волю, стали почти неотвязными. В ОМР ни для кого не секрет, что вся наша работа связана теперь с предстоящим вторжением в Европу – со «Вторым фронтом». Вполне вероятно, что в течение ближайшего года с войной будет покончено, и когда я пытаюсь вообразить, что снова веду «нормальную» жизнь, сердце начинает учащенно биться от страха – сорокалетие мое стремительно приближается, а карьеру мне придется начинать заново. Справлюсь ли? Занятно: война, сколько бы я ни скулил по ее поводу, означала, что все решения сосланы в своего рода чистилище. А чистилище оказывается порою вполне терпимым для пребывания местом.

Вчера вечером я зашел в паб на Брод-стрит и заказал пинту горького пива. Там было довольно людно, плотные шторы затемнения на окнах создавали странное чувство оторванности от прочего мира.

Я курил и пил пиво, изгнав из головы все мысли и лишь наполовину осознавая идущие вокруг разговоры – впав в уютный, очень английский транс, позволяющий времени замереть минут на двадцать или около того. Когда я попытался расплатиться, владелец паба отказался взять с меня деньги, но тут вмешалась его жена. «Вечно одно и то же, – сказала она. – Ни с кого в форме денег брать не желает. Я ему твержу: им хорошо платят, а нам же надо на что-то жить. Никому твоя благотворительность не нужна». Муж застенчиво пожал плечами. Я сказал, что она совершенно права, заплатил и оставил чаевые. В чем, собственно, состоит смысл этого анекдота, я и сам не знаю. Но на базу я возвращался автобусом в состоянии самом умиротворенном. Вот это и сеть Бирмингем, думал я, и вот почему я вдруг проникся к нему теплыми чувствами.

Четверг, 9 декабря

После всех тренировок, гимнастики, прыжков с вышки, наконец-то нечто настоящее. Мы, человек, примерно, двадцать, погрузились в специально переоборудованный старенький бомбардировщик «Стерлинг». Я сидел рядом с одним из итальянцев – вид у него, когда мы зацепляли карабины наших вытяжных тросов за провод, идущий вдоль потолка фюзеляжа, был очень испуганный. «Buoni auguri[135]», сказал я ему, и он взглянул на меня с чистой воды паникой в глазах. Возможно, он-то знает, куда ему предстоит прыгнуть. Кто мы, странноватые типы, неавиаторы? На секретных агентов мы что-то совсем не похожи.

«Стерлинг» оторвался от земли и начал, описывая круги, набирать необходимую высоту. Когда мы подлетали к зоне прыжков, сержант-инструктор открыл в полу самолета люк и встал около него. «Делайте, что хотите, только не смотрите вниз, – сказал он. – Смотрите на мое красивое лицо, а как только я опущу руку, – шаг вперед».

Прежде чем настал мой черед, полдюжины человек исчезли из виду. Я не чувствовал ничего: ухитрился придавить все эмоции, – я питал абсолютную веру в эффективность и крепость всей моей оснастки и снаряжения, нисколько не сомневался в том, что парашют мой уложен правильно, а вытяжной трос освободит его легко и беспрепятственно. Сержант-инструктор уронил руку и сказал: «Вперед, седьмой», – и я шагнул в люк.

Сильный, физический удар воздушного потока от винта и парашют раскрылся, – как мне показалось, почти сразу. Сначала я глянул на его грязновато-серый купол, потом на раскинувшийся внизу сельский Стаффордшир. И увидел, что первый из прыгнувших уже стоит на земле, собирая парашют, прижимая к груди вздувающуюся ткань; прочие мои предшественники плыли подо мной, выстроившись в неровную линию. Я упивался чувством своего рода взвешенного состояния – не вполне невесомости (да я и не знаю, на что она похожа: я ощущал себя падающим перышком), но скорее ощущением, что тебя резко вырвали из твоей стихии: нечто подобное я испытал однажды на Багамах, когда заплыл за риф и океанское дно резко ушло вниз, а вода вокруг внезапно обратилась из бледно-голубой в исчерна-синюю, – и тут вдруг осознал, что кто-то кричит мне с земли: «Седьмой, держите ноги вместе!». Я посмотрел на землю и увидел, что еще один инструктор по имени Таунсенд выкрикивает мне через мегафон наставления. Господи, подумал я, если я узнал Таунсенда, значит я совсем близко к...

Та-дах. Я ударился оземь и перекатился – скорее машинально, чем по инструкции. Все было так, как нам и говорили: примерно то же, что спрыгнуть со стены высотою в двенадцать футов – не так уж и мало, попробуйте, узнаете. «Совсем неплохо, мистер Маунтстюарт, – сказал, трусцой приближаясь ко мне, Таунсенд. – Осталось всего четыре».

1944 Пятница, 7 января

Тайком читал автобиографию Пломера[136] – раздражающе хорошо сделанную, – и прикидывал, догадается ли кто-либо из прочитавших эти страницы, что автор – завзятый гомосексуалист. Вопрос риторический; ответ: никто. Вследствие чего напрашивается другой вопрос: насколько

правдива книга в целом? Я размышлял над этим парадоксом, когда явился Вандерпол и позвал меня в кабинет Рашбрука. Рашбрук ожидал меня с еще одним человеком, мне незнакомым, назвавшимся полковником Мэрионом (он был в гражданском). Сообразив, что меня ожидает задание, ради которого я и учился прыгать с парашютом, я почувствовал вдруг, как внутри у меня все сжимается, и ощутил потребность сказать: «Прежде, чем мы двинемся дальше, адмирал Рашбрук, я хотел бы попросить о переводе в интендантский корпус», – но, разумеется, промолчал и смиренно уселся в кресло, на которое указал мне Рашбрук. Он улыбнулся.

– Не надо так волноваться, Маунтстюарт. Мы купили для вас пару грузовых пароходов. Вы теперь судовладелец. И мы хотим, чтобы вы отправились в Швейцарию и купили еще несколько штук.

В Швейцарию? Я ощутил внизу живота теплый прилив счастья, и на один жуткий миг подумал, что того и гляди описаюсь от облегчения. Кишечник мой и впрямь облегчился, однако достоинство я сохранил. Швейцария – страна нейтральная, повторял я себе, там даже безопаснее, чем на Багамах. Странно, конечно, ехать в страну, со всех сторон окруженную сушей, чтобы покупать в ней суда, но это уж не мое дело.

Так началась операция «Судовладелец». Задание, как мне объяснили, довольно простое – сложность только в том, чтобы попасть в Швейцарию. Стратегия сводилась к тому, что я должен буду выдавать себя за уругвайского бизнесмена, пытающегося изыскать в Португалии, Испании и Швейцарии средства, которые позволят увеличить размеры его торгового флота, насчитывающего покамест два судна, которые стоят на якоре в порту Монтевидео. Я поинтересовался, насколько правдоподобно это выглядит, и мне напомнили в ответ, что война охватила не весь белый свет. Граждане нейтральных стран вольны ездить куда угодно, при условии что у них имеются соответствующие документы и визы. Шведы ездят в Англию, мексиканцы в США, испанцы в Австралию – если, конечно, им удается получить разрешение.

Я должен буду посетить определенные банки Женевы и Цюриха и посмотреть, не удастся ли мне получить ссуду, обеспеченную теми судами, что у меня уже есть, чтобы закупить новые (все это мне подробно объяснят на серии инструктажей, которые займут следующие несколько дней). «Мы, в общем-то, не ожидаем, что кто-либо и вправду даст вам ссуду, – сказал Рашбрук, – мы просто хотим, чтобы вы предпринимали попытки ее получить». Я спросил – зачем. Ответил мне Мэрион. «К вам обратятся, тайным образом, немцы или представители высокопоставленных немцев. Они захотят выяснить, сколько вы возьмете за доставку их на ваших судах в Южную Америку». Для чего им это? – поинтересовался я. Война скоро закончится, и крысы уже готовятся покинуть тонущий корабль, ответил Мэрион. Эти люди обратятся к вам, а вы должны будете выяснить о них подробности – любые – и попытаться установить, кто они. С вами свяжется человек по имени Людвиг, и вы передадите ему всю информацию. А как я узнаю Людвига? – спросил я. Он вас узнает, не беспокойтесь, сказал Мэрион. Как я попаду в Женеву? «А зачем, по-вашему, вы учились прыгать с парашютом?» – с неприятной улыбкой ответил Вандерпол. Мне было сказано, что все остальное я узнаю на последующих инструктажах. У меня был еще только один вопрос: сколько времени я пробуду в Швейцарии? Пока войска союзников не подойдут к границе – либо из Франции, либо из Италии, – а это, скорее всего, случится – Рашбрук взглянул на Мэриона, – где-то летом. Воскресенье, 9 января

Я намекнул Фрейе насчет операции «Судовладелец» – сказал, что отдел дал мне новое задание в Лиссабоне. Это была идея Рашбрука: надо же что-то сказать жене. Ты ведь не будешь заниматься ничем опасным, правда? – спросила Фрейя. Нет-нет, ответил я, опасности никакой. Просто сбор информации – некий план, придуманный в ОМР. Что и самого меня навело на определенные размышления: чья это, собственно, идея? И кто такой полковник Мэрион? Впереди меня ждала неделя инструктажей, посвященных главным образом тому, чтобы залатать все бреши в моей легенде. Меня попросили выбрать имя, которое будет значиться в моих бумагах и визах, и я предложил: Гонзаго Передес – немного от меня самого плюс дань памяти Фаустино. Из Монтевидео уже посылают банкирам Цюриха и Женевы телеграммы с просьбой принять синьора Передеса. В женевском отеле «Коммерческий» для меня забронирован номер. Мне выдали папку с детальными описаниями выставленных на продажу торговых судов.