Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
— В Судан должен был лететь я. Написал заявление на отпуск за свой счет, заехал домой за вещами и получил сообщение от Ники, что она улетела, а дети с няней. Ждут меня.
Я не выдерживаю и оборачиваюсь.
В который раз слишком близко, мы вглядываемся, словно пытаясь прочитать в глазах ответы на незаданные и непонятные вопросы.
Кофе, поставленный по привычке, шипит вовремя, и я вздрагиваю, сторонюсь, давая Лаврову снять турку с плиты.
— А товар? — я слежу за его руками, плавными движениями и осторожно
— Лекарства, — пустую турку Кирилл Александрович ставит в раковину, споласкивает и, стянув с моего плеча полотенце, деловито вытирает руки. — Не все можно достать в Судане и не все возможно привезти официально. Либо можно, но долго.
— Поэтому через границу нелегально?
Полотенце мне обстоятельно пристраивают обратно на плечо и усмехаются нехорошо:
— Да, у меня есть хорошие знакомые.
И развивать эту тему дальше не хочется, поэтому я лишь киваю и спрашиваю с преувеличенным интересом:
— Сметана или майонез?
— Первое, — тарелки на стол Кирилл Александрович уносит сам, и первый пельмень он заглатывает с шипением, обжигаясь, но довольно жмурясь. — Штерн, считай, незнание географии я тебе простил.
— А прямую извилину?
— Не дождешься, — он бубнит с набитым ртом.
И, кажется, пельменей варить надо было больше, ибо с моей тарелки Лавров тоже в наглую стаскивает, бессовестно уверяя, что ночью порядочные девушку пельмени не трескают.
— Я не порядочная, — я протестую и последний оставшийся пельмени отвоевываю, — но если еще хотите, то сейчас сварю.
Кирилл Александрович хочет.
И я не возражаю, когда он оттесняет меня от плиты, ворча, что я торможу, и сам доваривает. Почему-то в мой мир и мою квартиру этой ночью он вписывается очень легко, правильно, но думать об этом не хочется.
Вместо этого я достаю телефон и показываю ему наши с сусликами фотки.
Рассказываю.
Лавров же слушает, смеется, уточняет.
И уходит, когда утро окончательно вступает в свои права, а я зачем-то иду в гостиную и, спрятавшись за шторой, наблюдаю как он уезжает, оглянувшись на дом.
Глава 16
Выходные я провожу с пользой.
Спасибо Элю.
Он объявляется на пороге моей квартиры полвосьмого, когда я только засыпаю после ухода Кирилла Александровича.
— Ты чего дрыхнешь, Даха?! — возмущается он и топает прямым ходом на кухню, где без спроса залазит в холодильник. — О, пельмешки! Жизнь тебя разбаловала, Даха. Спишь, а солнышко давно встало!
— А я нет, — давясь очередным зевком, я приползаю следом и одним глазом, ибо второй открываться отказывается, наблюдаю, как Эль уминает недоеденные Лавровым пельмени.
— Ты ведь не против? — суя в рот очередной пельмень, спохватывается Эльвин.
— Ну что ты, радость моя, мой холодильник — твой холодильник, — щедро заверяю его и, кутаясь в халат, забираюсь с ногами на диван.
Гостеприимной хозяйкой в такую рань я быть не нанималась, тем более перед Элем. Заварить-сварить чай-кофе и сделать бутерброды он может сам, и где что лежит тоже прекрасно знает. За два года знакомства он не раз оставался тут ночевать, поэтому да, моя кухня — его кухня.
— Ты зачем приперся?
Способность думать и любопытство просыпаются только после протянутого чая с лимоном и тарелки с бутербродами, которую Эль, плюхнувшись рядом, пристраивает между нами.
— Поговорить, — беспечно отзывается он.
— О жизни? — я кошусь с подозрением.
Поговорить Эль, конечно, любит, особенно на парах, но в субботу до двенадцати дня он обычно предпочитает молчать и спать.
— О микре, — улыбка у него становится в тридцать два зуба.
А я давлюсь чаем и кашляю, пока меня с гиперзаботливостью стучат по спине.
— Нет.
— Ну, Даха…
— Ни за что…
— Ну, Дашуля…
— У меня и так психологическая травма, не провоцируй рецидив.
— На, Дашенция…
— Нет-нет-нет.
И да.
Эль уламывает, и два дня мы торчим у меня.
Пишем в две руки шпоры, поскольку прошлыми Эль щедро поделился с приятелем, а у того их изъяли, и я его гоняю по билетам, которые по ходу тоже приходится дописывать и дополнять.
И, когда вечером в воскресенье, звонит Лёнька и радостно объявляет, что затянувшиеся дела на заводе решены и он утром возвращается в город, я только согласно мычу и радость словами проявлять не спешу.
Точнее не могу.
У меня все еще соматический О-антиген, который представлен липополисахаридно-протеиновым комплексом, определяет серологическую группу Escherichia — самая любимая Escherichia coli — и вместе с капсульным К-антигеном и жгутиковым Н-антигеном является основой серологической классификации эшерихий. А Mycobacterium tuberculosis и Brucella melitensis паразитируют в макрофагах и за счет определенных механизмов избегают фагоцитоза, становясь недоступными для комплемента и антитела, а следовательно нейтрализация таких возбудителей обеспечивается координированным действием Th1, которые вырабатывают гамма-интерферон, и…
И, в общем, Лёньке я готова только радостно и согласно мычать, что его возвращению счастлива, отсутствию завтра дома Зинаиды Андреевны еще более счастлива, а от намечающегося романтического ужина в неописуемом восторге.
Восторг я, правда, описать не могу, ибо бессовестно засыпаю под солнечно-теплый и уютный голос Лёньки.
Понедельник же и квартира Кирилла Александровича встречает спящими сусликами, тишиной и запиской на столе.
Почерк Лаврова вопреки мнению о врачебном почерке красиво-заостренный и разборчивый, но я все равно перечитываю пару строк несколько раз и хмурюсь.