Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
— А еще Марина Сергеевна сказала к завтрашнему дню выучить стихи! — запредельной радостью они делятся хором. — На конкурс, за самые интересные дадут корзину киндеров! Ты выучишь с нами стихи? Даша, мы хотим корзину киндеров!!!
Последняя фраза бьет слаженным воплем по моим ушам, и я явственно представляю, как молоточек ударяется об наковальню, а потом об весь мозг.
Какие стихи?!
Я стихи последний раз учила в школе! И то Есенина, и то не для урока, ибо учителям такое творчество великих
Мой панический взгляд натыкается на Эльвина, что закинув руки за голову и ногу на ногу, помирать, видимо, передумывает.
Жаль.
— Стихи, как ж это прекрасно! — томно, аки барышня, вздыхает и жеманничает, прижимая руки к груди, мой хороший друг.
Ну и кто тут после этого Брут?
— Суслики, а помните Эль обещал вам воздушного змея запустить, — случайно, абсолютно случайно вспоминаю под нервно дернувшийся глаз Эля.
Пра-а-авильно, Брут — это я!
Ибо суслики забывают и обо мне, и о черепахах-Пинки Пай, и о стихах. Воздушный змей — наше все, его монстры еще не запускали!
И мне остается только понаблюдать, как Эльвина под белые ручки на гиперскорости утаскивают вдаль.
К Детскому миру.
Мне выпадает роль стороннего наблюдателя, и, устроившись в тени Центрального парка культуры и отдыха, я лениво ощипываю сладкую вату и смотрю, как Эльвин с монстрами носятся по главной аллее.
Они то пропадают из вида, то появляются и наматывают круги вокруг фонтанов, мешая фанатам Инстаграмма и примерным мамашам с колясками.
Впрочем, их это не волнует.
Им весело, даже Эльвин вошел во вкус, и как начать с ним разговор я не знаю. Да и… что я могу сказать?
Лина ему уже сказала, еще вчера, и была послана в пешее эротическое.
С его слов, это не наше дело и вообще мы все преувеличиваем.
Преувеличиваем, но в пятницу Нина была права, та женщина из двести двадцатой палаты, Горохова Альбина Денисовна, на мать Эля похожа.
Я убедилась в этом сама.
После знакомства с Юлией Павловной, что, правда, оказалась редкостной су… сумчатой.
Кенгуру.
Даже внешне, и с моей легкой руки, а заодно языка, к концу дня в «Кенгуру» Юлия Пална была переименована даже в телефоне Лины. У нее, как у старосты, номер опосредованного и главного начальства был. И нам с Ромочки она давать его отказалась.
Что за грязные инсинуации о том, что мы будем ей названивать ночью или размешать номер на сайте знакомых?!
С первого курса прошло много времени, мы больше так не делаем! И вообще это был экс-пе-ри-мент. Психолог сам нас подстрекал и потом почти не обижался.
Наверное.
Пятьдесят три балла на фоне соток — это ведь не обида, да?
Лина уверила, что не обида, и номер Кенгуру пообещала дать, после подписи в зачетке. И из подвала, куда я спустилась переодеваться и жаловаться, что справку мою брали с поджатыми губам и презрением во взгляде, нас выгнала.
Терапия и практика помощников палатной медсестры нас ждали.
В мечтах Лины, на деле же мы пошли мешаться и путаться под ногами. Пользы от нас не видели, о чем Любочка — точнее Любовь Владимировна, постовая медсестра — с тяжелым вздохом и сообщила.
И за пятнадцать минут наше стояние над душой и столом Любочку достало, поэтому, торжественно вручив градусники и тонометры, нас отправили развлекаться.
Заняли делом.
Эль опаздывал, поэтому я пошла в паре с Линой. Рассказала ей про Нину и утянула в двести двадцатую, мне нужно было увидеть самой.
Увидела.
Поздоровалась, улыбнулась, смерила давление — механические тонометры в моем сердце навсегда! — и посчитала пульс.
Вышла из палаты, завернула за угол и привалилась к стене. Лина остановилась напротив, и в гляделки пару минут мы играли молча.
— Еще ведь года не прошло, — наконец неуверенно сообщила она.
И я согласно кивнула.
Мать Эля умерла прошлым летом, от рака. И какого ему будет увидеть эту Горохову, что тоже умирает от рака и похожа на его мать?
— Может ничего? — я предположила не менее неуверенно.
А Лина пожала плечами.
И «ничего» не получилось.
Ближе к обеду криворуких инвалидов умственного труда — комплименты Кенгуру составят конкуренцию только лестным отзывам Врана о нас — решили научить ставить инъекции.
Внутримышечно, подкожно и внутрикожно.
Самые актуальные — внутримышечные и самые… простые, по словам Ромочки, что попутно растрезвонил, что нас уже учили.
Учить-то учили, но на манекенах, чтоб его!
И пока Ди-Ди испепеляли его взглядом, а Любочка философски пожимала плечами и искала кого кому из несчастных пациентов дать на растерзание, я пропустила, когда попала в компанию Эля и Нины и получила двести двадцатую палату.
Нам палату дали последними, и меняться было не с кем и причин обоснованных меняться в общем-то тоже не было, поэтому мы с Ниной только переглянулись. И под разглагольствование Эля об умственных способностях Ромочки, до палаты доплелись.
Он вошел первым и бодрое заученное «Здравствуйте, я, студент второго курса медицинского университета…» было забыто еще на слове «я». Договаривали, представлялись и озвучивали цель визита уже мы с Ниной, и уколы под пристальным взглядом и команды Любочки ставили мы же.
Эль молчал, стоял истуканом и рассматривал шумящие березы за окном.
После уколов нас отпустили восвояси, с явно скрытой надеждой, что в понедельник мы не явимся и вообще окажемся для всей больницы дурным сном.