Ныне и присно
Шрифт:
Почти священную тишину ржавой пилой вспорол молодецкий храп. Романтическое очарование будто сквозняком из пещеры выдуло. Шабанов выругался — лежавший по ту сторону костра Харламов сонно повернулся на бок.
Харламов… Память невольно прыгнула на десяток часов назад…
«Умер монах, — понял Шабанов, увидев бегущего навстречу Егория. — Не бросил бы его Харламов… еще одна жизнь, Весайненом отнятая… Надо было мне самому в монастырь идти! Дошел бы, не дошел — дело десятое! Виноватым бы себя не чувствовал! На мне эти смерти — не
— Ты как? — встревоженно спросил Егорий, принимая из рук Сергея бесчувственную девушку. — Ранен? Что с лицом?!
— С лицом? — вяло удивился Шабанов. Рука мазнула по щеке — пальцы окрасились кровью. — А-а, это… на калгах не устоял. Вылле-то уберег, а свою морду не сумел — полсклона на щеке проехал.
— Бывает, — успокоил Харламов. — Я тоже…
Что он тоже, не дал сказать возникший рядом Букин.
— Другого места рассусоливать не нашлось? — сердито поинтересовался он. — Неча тут стоять, по моим следам идите, в пещере уж костер горит, вас ждет. Егорий уж там бывал, знает…
— А ты? — перебил Шабанов, даже не пытаясь вникнуть, что за пещера, и откуда там горящий костер.
— Я? — лопарь ухмыльнулся. — Хочу догоняльщиков малехо по тундре поводить… пущай в другом месте ищут… и давайте, давайте отсель — время дорого.
В руки Сергея ткнулась еловая лапа. «Следы заметай, — пояснил Букин. — Хорошо мети, чтоб каянцы к пещере не бегали. Как я на кинтище, помнишь?» Сергей кивнул, но лопарь уже шел прочь, старательно пробивая лыжню.
— Толково след кладет, — уважительно заметил Харламов. — Будто и впрямь раненый с поклажей!
Сергей посмотрел на лыжню — кривая, неверная, с грубо взломанным настом.
— Точь-в-точь, как ты, — сообщил перехвативший взгляд стрелец и утешающе добавил, — ничо, другой кто и вовсе бы упал, а ты шел и деваху нес!.. ну, да хватит болтать, правду Федька сказал — время дорого.
Потом была укрытая в снежных заносах пещера, костер за старым шитым из оленьих шкур пологом… и пришедшая в сознание Вылле.
Девушка перепуганным зверьком выкрутилась из рук Шабанова, откатилась в дальний угол пещерки. Бессвязная поначалу речь, понемногу складывалась в знакомые Сергею слова:
— Не надо трогай! Ну пожалуйста! Не надо!
Она шептала, но по всему чувствовалось, в любой момент могла сорваться на крик, и тогда ухищрения с заметанием следов коту под хвост. Закричи она, и останется подороже продать жизни…
— Вылле! Это я, — тихо и мягко напомнил Шабанов, глазами приказав Егорию не двигаться. — Я, Тимша!
Девушку била крупная дрожь, в зрачках плескалось безумие.
«Весайнен!!!» Все проклятия мира вместились в один мысленный крик. Шабанов торопливо скинул печок, закатал рукава рубахи — обнажились полузажившие багрово-синюшные рубцы вокруг запястий.
— Видишь? — спросил Шабанов. — Это же ты лечила. Если б не ты — ходить мне безруким! Помнишь?
Тонкий пальчик осторожно коснулся рубца, бровки девушки озабоченно сошлись на переносице.
— Зачем много работай? — строго спросила она. — Хочешь здоровый рука? Беречь надо, тепло держать… нельзя работай!
Ладошка слепо скользнула вверх по предплечью, зачем-то потеребила скрученный валик рукава… пробежала до шеи… коснулась заросшей юношеским пухом щеки…
— Тимша… правда Тимша… — она счастливо вздохнула… и неожиданно отпрянула, словно боясь, что Шабанов ее ударит.
— Зачем меня от Пекки уводил? — горько спросила она. — Меня Пекка брал. Много раз брал! Кто такую замуж возьмет? Еще мало-мало — убил бы меня Пекка. Хорошо бы было! Зачем ты пришел?
— Затем! — хрипло каркнули снаружи.
Шабанов схватился за самострел, Харламов обнажил меч, лица обоих закаменели… полог откинулся, в пещеру, прижимая руки к груди, неловко протиснулся Букин.
— Дура ты, девка, — прохрипел он. — Брали тебя? На Пекке грязь… не на тебе! Зачем парня… отталкиваешь? Тимша знал… а за тебя глотки резал… я видел… отними нож — зубами рвать стал бы! Ему… на смерть идешь… не слушал… «Вылле спасать надо!» — говорил… Глупый девка…
Федор закашлялся, начал сползать по стене, на губах запузырилась кровь. Харламов метнулся к другу, подхватил.
— Ты что, Федюнька? — вскрикнул он, опуская друга на ворох оленьих шкур. — Ты не умирай! Я тебе сейчас отвару мясного… Совсем забыл — в кисе-то у меня куропачи лежат!
Вылле сердито засопела, выбралась из угла, тонкая рука решительно отпихнула Харламова.
— Отойди, да? Ты не нойда, не лекарь — что понимаешь? Дай смотреть буду, помогай буду!
Букина раздели. Сергей прикусил щеку, чтобы не ахнуть в правом боку чернели запекшейся кровью звездчатые раны. Входная и выходная.
— Арбалет каянский… — пробормотал Егорий, — навылет.
Лопарка задумалась, потом решительно сунула руку в один из множества нашитых на пояс кармашков.
— Отец говорил: «Каждый трава свой сила имей!», — сочла нужным пояснить она. — Пекка совсем дурак — трава не забрал. Много пеккин человеки без трава совсем умирал. Хорошо, да?
«Может и хорошо… — хмуро подумал Шабанов. — Да разве девке смертям радоваться? До чего довели, гады!»
Растертая в порошок трава густо покрыла раны, широкий кожаный ремень плотно прижал к телу подушки, туго свернутые из порваной на лоскутья рубахи.
— Так хорошо будет, — довольно сообщила Вылле. — Дышать хорошо, заживать хорошо!
Она строго осмотрела пещерку, бровки снова нахмурились.
— Все хорошо, каменный тупа плохо. Деревянный дом нести надо! Там тепло, сухо!
— Это да, — торопливо согласился Харламов. — Завтрева с утра в Колу и побежим. Тебя да Федьку в кережи, мы с Тимшей замест оленей — в один день домчим… — Егорий, морща лоб, прикинул расстояние и поправился, — или в два…
«Хорошо бы в четыре, — подумал Шабанов. — Сюда неделю перлись…»