Нью-Йорк

Резерфорд Эдвард

– Это на следующий раз, как ваша светлость будет ее величеством, – сказал я.

Он пришел в полный восторг и тут же ее примерил.

– Все, что мне нужно, – изрек он, – это такое же просторное платье.

Я обратил внимание, что всякий раз, когда он переодевался королевой, детей удаляли из дому. Так я сообразил, что его светлость все-таки немного побаивался людского мнения о своей привычке. Поэтому я постарался изгнать из моего поведения даже намек на насмешку. Через неделю после того, как я отдал ему юбку, он надел оную под платье для ужина наедине с ее светлостью и, когда я заблаговременно помогал ему нарядиться, спросил:

– Ты

не находишь странным то, что я так одеваюсь?

– Милорд, в Африке, – ответил я, – откуда происходит мой народ, есть племена, великие вожди которых одеваются как женщины. Но это дозволено только им. Мы считаем это особым отличительным знаком.

Я все это выдумал, но его светлость об этом не знал.

– Ах вот оно как, – произнес он довольным голосом.

Прошло несколько месяцев; его светлость время от времени наряжался королевой, а то еще просто расхаживал в женском платье.

В том же году занедужила ее светлость. Врачи не знали, что с ней такое, а потому отворяли ей кровь, давали травы и рекомендовали покой. Домашний уклад во многом остался прежним. Его светлость часто присутствовал на уроках сына или читал вечерами Феодосии. Но я заметил, что нездоровье ее светлости иногда отзывалось в нем бессонницей. Он в одиночестве расхаживал по комнате, и я знал, что при этом он часто бывал облачен в женское платье.

В течение некоторого времени я гадал, нельзя ли извлечь из этой ситуации какую-нибудь пользу, и вот однажды на рынке я повстречал не кого иного, как Вайолет, ту самую мулатку с Ист-Ривер, с которой когда-то водился. Она сильно постарела, но я узнал ее, а она меня. С ней была девчушка лет девяти, ее внучка.

– А мне она, часом, не внучка? – спросил я негромко.

И она со смехом ответила, что может быть. Это малышку звали Роуз.

Ну и было похоже, что эта Роуз на удивление ловко орудовала иглой, а Вайолет была занята поисками для нее постоянной работы. А когда я сообщил, что ныне принадлежу губернатору, она спросила, не сумею ли я помочь.

– Подожди немного, и я узнаю, – ответил я.

Я взялся за дело на следующий день. С помощью каркаса из тонких палочек я, как корзинщик, принялся сооружать грубое подобие губернаторского тела. Руки у меня, к счастью, всегда были приличные, и дело спорилось. Взяв его рубашку, я сумел преотлично подогнать болванку. Затем я купил отрез шелка и отрез льняного полотна. Это обошлось мне в солидную часть моих сбережений, но я был уверен, что все окупится сторицей. После этого я позаимствовал старое платье ее светлости, которое она никогда не носила. Потом погрузил эти вещи в тележку и отвез к Вайолет.

– Ее светлость желает подарить подруге с Лонг-Айленда платье, – сообщил я. – Корпус у нее вот такой, но в росте мы не уверены, так что сшейте подлиннее, а лишнее потом отрежем. – Затем я показал ей позаимствованное платье как образец и сказал, что если Роуз справится, то ей хорошо заплатят.

– Справится, – ответила Вайолет.

Я пообещал вернуться через две недели.

И сомневаться не пришлось: когда я вернулся, платье было готово. Тогда я пришел к его светлости и сказал, что у меня есть платье, которое, по-моему, подойдет ему лучше. Увидев наряд, он уставился на материал, погладил шелк и от души похвалил мой выбор. Платье сидело превосходно. Я прихватил его там и сям, и его светлость пришел в совершенный восторг.

– Милорд, мне пришлось немного потратиться, –

признался я и назвал сумму меньшую, чем запросил бы любой городской портной.

Он немедленно выложил деньги. На следующий день я заплатил Роуз – немного, но достаточно, чтобы она осталась довольна. А после стал ждать.

Ее светлости тем временем полегчало. Она и его светлость вернулись к обычной жизни. Он несколько раз надевал то самое платье к ужину и был полностью удовлетворен. Но чуть погодя он, как я и рассчитывал, спросил, не достану ли я еще одно. Я ответил, что, пожалуй, смогу. Однако на следующий день явился с унылым лицом:

– Возникло затруднение, милорд. – Я объяснил ему, что у портнихи, которая шила платье, возникли подозрения. Она спросила, не губернаторский ли я раб, и заявила, что если ее светлость желает платье, то ей не предоставят кредит. При этих словах его светлость застонал. – Но там захотели знать, для кого будет платье, – продолжил я, – и мне не понравился взгляд портнихи, а потому я сказал, что мне придется справиться у ее светлости.

Хотя я выдумал эту байку, его светлость знал, что становится все менее популярным среди голландцев, пресвитерианцев и многих других. У него были враги. Как и у ее светлости – из-за неоплаченных счетов. Да и о странных переодеваниях его светлости ползли кое-какие слухи, которых хватало, чтобы вынудить к осторожности даже гордого человека, каким был он.

– Ты поступил правильно, – признал он. – Давай-ка мы с этим повременим.

Правда, я видел, что он разочарован.

Поэтому я выждал еще несколько дней. Затем однажды вечером, когда он вроде как приуныл, сделал ход.

– Вот что я подумал, ваша светлость, – сказал я. – Наше затруднение можно разрешить.

– Да неужели? – вскинулся он.

– Да, – подтвердил я и признался, что всегда подумывал, если вдруг стану вольным, открыть магазинчик с разнообразными товарами для дам, а заодно и шить платья. Я считал, что Ян и мисс Клара поддержат меня и направят ко мне покупателей и заказчиков, да и швею я уже приметил, которую мог бы нанять. – Открой я это дело, – заметил я, – можно было бы одевать вашу светлость в какие угодно платья, а любопытствовать стало бы некому. Никто, кроме меня, даже не знал бы, что я ваш поставщик. Можно обшивать и ее светлость. И разумеется, имея дело с вашей светлостью, я не искал бы выгоды. Я одевал бы ваши светлости по себестоимости.

– По себестоимости? – повторил он, и я кивнул.

– И не только платья, милорд. Юбки, шелковые чулки – все, что понравится вашим светлостям.

– Гм… – произнес его светлость. – А ценой всего этого будет твоя свобода?

– Иначе у меня ничего не получится.

– Я подумаю, – сказал он.

Вы скажете, что я сделал рискованное предложение, пообещав одевать и обшивать ее светлость, при том что она не всегда платила по счетам. Но я рассудил, что об этом позаботится его светлость, если ему захочется новых платьев.

На следующий день меня вызвали в малую гостиную. Я ожидал застать там его светлость, но это оказалась ее светлость. Она сидела в кресле.

– Его светлость рассказал мне про ваш разговор, – сообщила она, наградив меня задумчивым взглядом. – И есть одна вещь, которая меня беспокоит.

– Ваша светлость, прошу прощения?

– Освободив тебя, его светлость утратит над тобой власть, если ты вздумаешь болтать. Ты знаешь, о чем я. – И она посмотрела мне прямо в глаза. – Я обязана защитить его.