Нью-Йоркские Чайки - Повести
Шрифт:
втайне шарит по его карманам! Окружила его шпионами, выпытывая у
студентов, в котором часу он пришел в иешиву, где и с кем провел ленч.
63
Дура, набитая дура! Она думает, что может держать под ногтем его, самого
Джеффри Гордона! «Эстер, никогда – слышишь? – ни-ко-гда! – ты не
узнаешь обо мне всей правды и не заставишь плясать под свою дудку. Ты
для этого слишком глупая, потому что много пьешь пива. Ты же сама
алкоголичка,
– Алкоголичка! Сука! – низвергал Джеффри камнепады проклятий, в
который раз поправляя стулья и им же самим сваленные в кучу талесы.
Часто вынимал из кармана мобильник и звонил по тому же номеру. Но на
том конце кто-то загадочный упорно не откликался...
– Наконец-то, слава Богу! Заходи... – торопливо бормотал он, впуская
Стеллу внутрь, когда она дважды коротко нажала кнопку звонка.
...Здание иешивы утопало в зелени. Птицы на ветках заливались
трелями, провожая еще один чудный летний день.
Впустив Стеллу внутрь, Джефф высунул наружу голову и,
убедившись, что все спокойно, захлопнул дверь.
А бездомная рыжая кошка, какими полон Sea Gate, вынырнув вдруг из
кустов, вскочила на перила террасы дома. Выгнула дугой спину. Показала из
пасти кривенькие острые клыки и, спрыгнув вниз, скрылась.
ххх
Они спустились по ступенькам в кухню, во владения повара иешивы,
который, надо сказать, к тому времени вид имел совсем неважный и был
очень взволнован.
– Извини, хотела прийти пораньше, но пришлось задержаться по делу,
– извинялась Стелла.
– Да-да, понимаю, проходи сюда.
Остановились в дальнем углу. Там стояли два старых кресла, а над
ними сверху в окошке гудел кондиционер.
64
– Такой же, как в прошлый раз? – спросил Джефф с тревогой и
надеждой в голосе.
– Точно такой же, не переживай.
– Давай, – сердце его росло в размерах, ширилось во впалой груди.
– Сейчас, минутку, ван момент, – Стелла аккуратненько воткнула
ноготок в невидимую прорезь своего сарафана и, как фокусница, извлекла
из щелочки квадратный целлофановый пакетик с сероватым порошком.
Обмен произошел в мгновение неискушенного ока. Только в
замедленной съемке можно было бы увидеть, как пакетик с героином
попадает в ладонь Джеффа, где миг назад лежала десятидолларовая купюра.
Ну а затем... Тут уже все видно и без кинокамеры: Стелла прячет деньги,
Джефф из ящика извлекает шприц и ватку для процеживания, из крана
льется водичка. Под ложкой вспыхивает огонек
порошок растворяется, раствор входит в шприц.
– Ты что, колешь в ногу? – спросила Стелла, видя, как Джефф, сидя в
кресле, закатал одну штанину до колена и туго стянул шнурком голень.
– Да... После того раза Эстер проверяет мои руки... – он умолк,
поскольку начиналась самая важная, самая волнующая часть этого
священнодейства, высоту и глубину которого может понять только тот, кто
сам так сидел с теплым шприцем, выискивая на своем теле вену.
А Стелла, чтобы не искушать судьбу видом шприца и иголки, отошла
в сторонку. Достала из кармашка сарафана другой пакетик, с кокаином.
Тихонько высыпала порошок на гладкую металлическую поверхность
стола. Выровняла полоску и поднесла к ней свой нос с неестественно
расширенной левой ноздрей, поскольку пальцем была зажата ноздря правая.
Тишина... Тишина падения, в котором нет ни жен, ни детей, ни денег,
ни работы, нет ничего... Есть только благодатное тепло, разливающееся по
всему телу, мгновение обещанных звезд и любви, и вечности, влекущей
тебя потом в пучину отчаяния и боли...
65
– Боже мой, я так устала от всего этого! Если бы ты мог меня понять...
– Стелла подошла к Джеффу, сидевшему в кресле с блаженно прикрытыми
глазами.
Худое, угловатое его лицо как-то разгладилось, пятна на щеках и на
лбу сошли, даже борода – и та, казалось, несколько разровнялась. Джефф
погружался в кайф, находя сейчас полное примирение с собой и с жизнью.
Он уже не помнил ни тех стенаний о своей загубленной жизни, ни той
брани, незаслуженно обращенной к Эстер и Мойше. Не помнил ни о своем
треснувшем колоратурном сопрано, ни о ребе, ни, тем более, о том, что
завтра нужно прийти сюда пораньше – привезут бутыли с питьевой водой.
– Он меня просто извел, просто замучил, – продолжала Стелла
жаловаться на Осипа, отлично зная, что сейчас Джефф ее совершенно не
слушает. Ему сейчас хорошо. – Понимаешь, мне с ним очень трудно, я
постоянно вынуждена играть какую-то роль. Когда я с ним, я не могу быть
сама собой. И, главное, я боюсь, что он узнает, кто я, какая я на самом
деле...
Бросив взгляд опытной наркоманки на блаженствующего Джеффа,
Стелла вытащила сигарету и защелкала зажигалкой, но огонек не
вспыхивал:
– Вот ч-черт, не зажигается, – она говорила то на русском, то на
английском, вовсе не заботясь о том, на каком языке ей говорить с ним.