Нью-Йоркские Чайки - Повести
Шрифт:
прощанье кучу комплиментов, а в следующем месяце на банковский счет N.
от них не поступило ни цента. Приблизительно через три недели, а если уж
быть точным, то через двадцать четыре дня, когда до уплаты денег за
квартиру оставалось шесть дней, исчез и сам N. Он сначала вел с
родителями телефонные переговоры, молил их выслать деньги, отменил
поездку в Атлантик-Сити, впал даже в легкую, а, по его мнению, в ужасную
депрессию.
Но родители потребовали
мадам, с ужимками официантки пивбара, которая не даст тебе закончить
проект и вытянет из тебя все деньги». Зная своего сына, они оставались
неумолимы. В итоге, N. пришлось отправиться во Флориду «для серьезной
беседы», с угрозами «не потерпеть такого неслыханного вмешательства в
его личную жизнь».
Из Флориды он так и не вернулся. На звонки Стеллы не отвечал.
Вскоре в их квартиру заявился мужчина в форме грузчика. Представив свое
удостоверение личности и доверенность с печатями, упаковал все вещи N. в
чемоданы (Стелла ему помогала), погрузил их в вэн и, оставив копию
списка взятых вещей, уехал.
Пережив очередной крутой поворот судьбы, Стелла все же захотела
остаться в Sea Gate. Более того, вырвавшись из жизни девушки эскорт-
сервиса, решила больше туда не возвращаться и начать другую жизнь.
Покинув хоромы, где жила с N., сняла себе маленькую квартирку в
доме неподалеку от иешивы. Перенесла туда оставшуюся после N. мебель и
домашнюю утварь. Не имея толком ни полезной специальности, ни
75
документов, ни знакомств в мире не-проституток, через бюро по
трудоустройству нашла грошовую работу уборщицы квартир.
С таким вот жизненным багажом – лжи, обмана, с дочкой в
Бессарабии, оставленной на попечение родителей, больная наркоманией и
СПИДом, – неунываемая Стелла встретила свой новый рассвет в Sea Gate,
когда познакомилась с Осипом.
ххх
«...Мне страшно. Каждый новый день приближает меня к смерти.
Каждый прожитый день укорачивает мою жизнь, делая старше и сильнее
мою болезнь. Моя болезнь растет вместе со мной, быстрее, чем я...
Я должна принимать таблетки. От них жуткие поносы, пересыхает
кожа, и редеют волосы. Но таблетки необходимы, потому что болезнь растет
во мне. Каждая новая простуда валит меня в постель на неделю, как тяжелая
ангина или грипп.
Я буду принимать таблетки. Буду ходить в госпиталь,
регистрироваться в окошке, сдавать на анализы кровь медсестре, беседовать
с врачом. Получать лекарства в аптеке. И не видеть, не замечать, отторгать
от себя все их холодные,
для меня есть одно-единственное слово: блядь, больная СПИДом. Я буду
принимать таблетки. Я хочу жить».
Стелла отхлебнула пиво из литровой бутылки. Она сидела на
подстилке, на совершенно пустом пляже, подтянув к себе согнутые в
коленях ноги, прикрытые длинной юбкой, из-под которой выглядывали
босые ступни. Малиновая футболка издали выделялась на фоне бурого
песка.
Весь день с утра моросил дождь, лишь ненадолго переставая. Небо
чуточку прояснялось, сквозь тучи проглядывали узкие косые солнечные
76
лучи. Но вскоре небо снова затягивалось серой паутиной, ветер налетал
сильными порывами, трепал на обрывах кусты. И снова шел дождь.
На пляже в такую погоду, разумеется, делать совершенно нечего.
Единственными живыми существами, кто мог видеть сидящую на песке
девушку, были только чайки. Вжавшись в песок, птицы сидели поодаль,
изредка некоторые из них срывались с мест и летели к воде искать рыбу.
Серая, свинцовая океанская даль сливалась с убийственно унылым
небом. Вдали едва был виден белый катер с заядлыми рыбаками или
пьяными гуляками. «Дин-н... Дин-н...» – доносилось к берегу с океана, где
на волнах в сизом тумане раскачивался ржавый маяк. «Дин-н... Дин-н...»
«Нет, я не хочу слышать этот проклятый звук. Он переворачивает все
мои больные кишки. Он напоминает мне начало оперы, балета, фильма
«Кармен», которую я теперь ненавижу всей душой. Потому что я сама
Кармен... Цыганка! В нашем городке когда-то жили родственники моего
отца, но я их не застала. Они были цыганами. Еще в конце семидесятых они
свалили в Румынию, оставив свой большой дом и все хозяйство. И я тоже,
как они, уехала: сперва в угарную Одессу – учиться, а оттуда в Нью-Йорк,
по рабочей визе. Бросила ненавистный Институт легкой промышленности
(в театральный поступать побоялась), бросила нелюбимого мужа, оставила
ребенка... И сразу пошла работать в стриптиз-клуб на Бродвее. Потому что я
– Кармен, я свободна, как птица. Я свободнее этих чаек. И я должна жить».
Снова заморосил дождь. Ее загорелые руки стали покрываться
мелкими каплями. Она зябко передернула плечами. Сыро, прохладно,
ветрено. «Завтра я проснусь больной, с насморком, температурой. Потом
начнется ломота в суставах...» Она подняла бутылку и сделала несколько
больших глотков.
Поднявшись с подстилки, направилась к смотровой вышке