Нью-Йоркские Чайки - Повести
Шрифт:
присесть и обнять ее, но почуял нутром, что эта кошка сейчас расцарапает
его до крови, но не отдастся.
– Я прошу тебя, прошу... – она вытерла слезы, размазав тушь по
щекам. – Ты же меня бросишь сразу, как только кончишь! И на этом вся моя
карьера завершится. А мне нужна мечта, понимаешь? – вдруг сверкнула
злым цыганским глазом. – Ну, хорошо, о`кей, если так сильно хочешь и так
припекло, могу у тебя отсосать, мне не жалко.
–
Он развернулся, пошел складывать разбросанные по всей квартире
шляпы, веера, боа из искусственного меха и прочую бутафорию. Обида,
злость, жалость к себе за то нелепое положение, в котором очутился,
стучали в виски. Взять бы фотоаппарат и раскроить ей башку!
Манхэттенская блядь!..
– Нет, она не дешевая стриптизерша, эта девочка – из дорогого эскорт-
сервиса, пять тысяч баксов за ночь, не меньше, – высказал свое последнее
слово эксперта Уолтер, когда «фильм» закончился. Он перевел дух, словно
58
только что вернулся из опасного ночного рейда. Посмотрел на часы. – Вот и
убили час времени. Спасибо Богу, послал мне такого напарника в смену.
Русский режиссер! Русские – великая нация! А русские проститутки – те
просто улет. Как же все-таки ее зовут?
Осип посмотрел на Уолтера отрешенным взглядом. От сухого воздуха
в зале снова начали чесаться глаза. Мясистое лицо Уолтера, утиный нос,
расстегнутая рубашка, пистолет в кобуре...
– Ее зовут... Кармен.
Глава 7
Машинально приложив средний и указательный пальцы – сначала к
губам, затем к мезузе на дверном косяке, Джеффри отворил дверь и
спустился по лестнице в полуподвальное помещение иешивы, где
находилась кухня. Сюда, вниз, едва долетали звуки со столовой сверху, где
студенты заканчивали ужин.
Кухня, надо сказать, вид имела весьма затрапезный, как, впрочем, и
вся иешива. Все в этом здании дышало изношенностью: столы были
неустойчивые, шаткие, складные стулья гремели разболтанными
перекладинами, двери сильно скрипели.
Что поделать, студенты хоть и должны исправно вносить плату за
учебу, но делают это немногие: одни платят с большим опозданием, другие
просто заявляют, что денег у них нет. Таких, безденежных, здесь все равно
держат. Нельзя же еврею отказать в изучении Торы и Талмуда, дать ему от
ворот поворот. Нельзя.
Так оно и тянется, из года в год: здание все ветшает, трубы все
ржавеют, двери все громче скрипят. Еврейская община Sea Gate выделяет
иешиве
налог на землю, на самую невзыскательную еду и срочные ремонты, когда
59
скупиться и тянуть уже дальше нельзя, иначе рухнет крыша или взорвется
котел бойлера.
Но для Джеффри эта иешива – земля спасения. Сердобольные
раввины, дабы возвратить в Дом Яхве еще одну заблудшую еврейскую
душу, дали Джеффу здесь работу повара. Так что, слава Богу! Барух Ашем!
Толстые фолианты Торы и Талмуда, в кожаных переплетах, сверкают
позолотой ивритских букв, в каждой из которых всемогущий Господь
сокрыл великое учение о Своей любви к евреям. Золотятся витиеватые
буквы, на фоне нищеты и затхлости словно желая напомнить о бренности и
ничтожности всего земного и о величии всемогущего Творца...
На Джеффе – когда-то белая, а нынче посеревшая рубашка с
закатанными по локоть рукавами, мятые черные штаны, стоптанные туфли с
круглыми носками. Пегая, с рыжеватым оттенком, борода топорщится во
все стороны. Надо заметить, он сам не ожидал такого – пегого, да еще и с
рыжиной – цвета своей бороды.
Как было сказано ранее, образ Джеффри, на первый взгляд –
обычного хасида, при более внимательном наблюдении многолик. Он, вроде
бы, и похож на религиозного еврея, кто в жизни только и знает, что корпеть
над многомудрыми книгами и не интересуется ничем происходящим в этом
грешном мире. Но в то же время, в Джеффе проглядывает и весьма
энергичный мужчина, даже пижон и артист, на котором случайным образом
очутилась эта скучная хасидская одежда и зачем-то выросла такая борода.
Какой из них настоящий, истинный? Прячется ли пижон под маской
ревнителя ортодоксального иудаизма (а тогда Джеффри можно уличить в
фарисействе), или же глубоко набожный еврей скрывается под личиной
артиста? Как знать?! И даже прошлое Джеффа, где он наркоманил и
скитался, потеряв все, даже знание его такого нехорошего прошлого не дает
полного ответа. Кто может измерить всю глубину сердца человеческого?
60
Кто знает меру страданий, очищающих душу? Только великий Господь
Бог!..
Такие вот философские мысли порой посещают Джеффа, когда он в
своих кухонных владениях занимается стряпней.
В кухне все ветхо и запущено: в окошках крутятся лопасти
вентиляторов, пыль с которых не снималась, наверное, лет десять, на